Новый год в маленьком городе
Вообразите себе обычный маленький город. Здесь киллеры знают всех в лицо и наперебой участвуют в тендерах, чтоб кого-нибудь замочить. Особый ажиотаж наблюдается в праздники, когда заказов немерено, и в первую очередь – в Новый год… Казалось бы, скучно и пошло быть кокнутым в новогоднюю ночь – хоть на улицу вообще не выходи, не суйся в супермаркет за шампанским, – но праздники справлять все равно надо. Слушать шальную бездомную скрипку, целовать случайных женщин на улице и заниматься… бизнесом – от этого нас никто не освобождал.
Как же все-таки пронзительно играет скрипач за углом! Его бы стоило сразу застрелить за эту непрошенную душевность; а ту парочку, что против него целуется взасос, переодеть в Деда Мороза и Снегурочку и накачать харьковским шампанским. Эх, надо бы задать им всем перца, так и без них дел невпроворот.
Вон, к примеру, Витек Андрейченко какой мужик занятой. Андрейченко теперь бизнесмен. Приватний підприємець, как принято говорить. Не только потому, что он неисправимо постарел и женщин стало меньше, готовых его захотеть. Скорей, совсем по другой причине. Говорят, однажды кто-то в шутку предсказал ему, что он станет бизнесменом, а пророчество возьми и сбудься. Тьфу! То, что Андрейченко заделался бизнесменом, столь же невероятно, нелепо, сколь необъясним и абсурден дождь за день до Нового года.
Андрейченко, к счастью, наплевать на любой прогноз и на любое пророчество. На то, что люди думают о нем и его бизнесе, – ему наплевать. Просто мужик решил, что таким образом он возьмется за голову, если вдруг с головой уйдет в бизнес. Вот Андрейченко и ушел… Долго его никто в городе не видел. А когда увидели его снова, очень удивились, как же сильно Андрейченко изменился.
Он неузнаваемо изменился сам и по-революционному изменил мир вокруг себя. Без преувеличений! Привил горожанам новую, невиданную до сих пор моду – покупать хот-доги, обязательно упакованные в кожаные чехлы для мобильных телефонов. Ну разве можно было такое представить раньше, до того дня, как сбылось чье-то безумное пророчество и Андрейченко вдруг стал бизнесменом?
А дела у него шли на редкость хорошо. Не стали ему помехой ни предновогодний дождь, затруднявший доставку товара, ни предновогодняя лихорадка, вспыхнувшая вокруг закусок и лакомств, которые из-за их непомерных размеров невозможно было запихнуть в чехлы для мобилок.
За три дня до Нового года фуру таких чехлов Андрейченко пригнал из Харькова и кинул на местные кафешки и забегаловки, где еще не разучились готовить хот-доги. Фуру размели за полдня, народ давился в очередях за горячими сосисками в тесте, запихнутыми в эксклюзивные футляры для мобильной жизни; деньги текли к Андрейченко рекой. Короче, все пучком!.. Вот только одно огорчало Андрейченко: не с кем ему было Новый год встретить. Привык с женой отмечать, но накануне чуток повздорил с ней, а вчера она, вообще, возьми и укати к теще. «Приболела мама», — объяснила жена уже по телефону. «Приболела, черт, теща не вовремя! Да ладно, что-нибудь придумаю», — успокаивал себя Андрейченко.
Едва успокоился, как вдруг приходит ему эсэмэска. «А ты прикольный» – и все, больше нет ничего в той эсэмэске. Обычный мобильный мусор, но Андрейченко взволновался не на шутку. «Кто это, черт, со мной заигрывает? — ломал он голову и от бессильной ярости не находил себе места. — Жена как раз кстати уехала, новое знакомство мне б не помешало». Он и звонил на тот номер, и ответных эсэмэсок выслал несметное число – все без толку.
Хуже.
Как только он попытался вызвонить неведомую поклонницу, какая-то чертовщина стала с ним происходить. И даже не чертовщина, а нашествие противных баб. Женщины, которые никогда не были ему симпатичны и желанны, в буквальном смысле одолели Андрейченко. Их словно кто наслал на его голову! В самом деле, стоило ему лишь набрать упрямый номер, как вместо нежного голоска в телефонной трубке, который мог бы утешить озлобленного Андрейченко, появлялась какая-нибудь баба. Как из-под земли вырастала и непременно лезла к нему обниматься. Тьфу! Вначале Наташка откуда ни возьмись – за руку его схватила, чуть телефон не выбила и орет в самое ухо: «Зачем звонишь, лучше меня поцелуй!» Как же, губу раскатала! Андрейченко послал Наташку подальше и снова номер вожделенный набрал. Набрал – и опять та же катавасия, бабский аттракцион: вместо ангельского голосочка – чья-то загребущая рука. На этот раз Ксюхина. Едва отделался от Ксюхи – явилась Неля. Потом Светка… Потом Алена… Потом безразмерная Томка… Когда его стала домогаться Алка, 18-ая по счету, которая сама-то его с трудом переваривала, а тут с ходу – чмок его в лоб, Андрейченко взвыл в полный голос: «Какие же мобильные бабы пошли! Стоит лишь девочку молоденькую набрать, как они тут как тут – ведьмы рингтоновские!»
И так Андрейченко стало плохо, так жалко себя.
Он позвонил Барсуку, пожаловался ему на судьбу. У того бизнес тоже процветал. Барсук, как одержимый, клепал гробы и распихивал их по недорогим гастрономам и аптекам. Гробы его уходили на ура, старики были очень довольны доступной ценой и просто трансцендентным качеством гробов… «Давай напьемся, — стал умолять друга Андрейченко. — Понимаешь, какая-то молоденькая сучка раздраконила меня, а потом баб наслала на меня – уж лучше сразу чуму».
«Пить я с тобой не буду, — неожиданно отказался от предложения Барсук. — Новый год на носу, нужно здоровье поберечь; а вот вылечить тебя от стресса я попробую». «Что-что? — Андрейченко вытаращил на Барсука удивленные очи. — От стресса?!» «А ты от чего думал, от сексуального расстройства, что ли? — ухмыльнулся Барсук, покровительственно похлопав приятеля по плечу. — Полежишь у меня в гробу – и весь твой стресс как рукой снимет». «В гробу?! Охренел совсем! — возмутился Андрейченко. — А еще друг называется!» «А ты не кипятись, щас многие крутые у меня от стресса лечатся. Ты думаешь, я на гробах заколачиваю? Как бы не так! Гроботерапия – вот моя фишка, — не без гордости заявил Барсук. — С открытием гроботерапии медицина шагнула сразу на 23 шага вперед!» «Почему это на 23, — поинтересовался вконец сбитый с толку Андрейченко, — а не на 24, например?» «А, я сам мерил», — с важным видом пояснил Барсук. «Все равно, в гроб ложиться, знаешь, как-то не очень, — Андрейченко, замявшись, неуверенно почесал затылок. — Бр-р!» «А ты не дрейфь. Я попрошу Ходасевича, он тебе тюнинг гроба оформит», — авторитетным тоном заверил Барсук. «Чего?! Чего тюнинг?!» — по-новому обалдел Андрейченко. Потом как вспылит: «И какого черта ты решил доверить мой гроб этому Ходасевичу?! Он ведь только и может, что горшки обжигать!»
Барсук досадливо поморщился и стал вразумлять приятеля, как несмышленого малого: «Чтоб ты знал, Ходасевич – давно спец по тюнингу гробов, а не только уважаемый гончар и керамист; он задрапирует синтепоном тебе гроб, динамики по углам установит, дивиди с монитором, а хошь – караоке сообразим». «Да ты вообще рехнулся! Какой караоке?! Это в гробу-то! — ревел раненым медведем Андрейченко. — Чтоб на том свете все за голову схватились!» «Спокойно, приятель! Еще будешь меня благодарить», — оставаясь совершенно спокойным и невозмутимым, пообещал Барсук.
И в конце концов уломал Андрейченко.
«В самую новогоднюю ночь ляжешь в гроб, — заботливо наставлял друга гроботерапевт Барсук. — На краю кладбища, что на Барановке; там уж могилу выкопали, а Ходасевич сделает все как надо – так что не соскучишься».
«Да, еще, — вспомнил в последний момент, уже прощаясь, Барсук. — Ты увидишь там две ямы (кто-то вторую по соседству выкопал), так, гляди, полезай в ту, где гроб, а иначе вляпаешься в грязь по самое некуда». «Куда уж хуже можно вляпаться?» — проворчал Андрейченко, представив себя лежащим в гробу.
Дав указание, Барсук решил сам съездить на Барановку. Кладбище соседствовало с сосновым лесом, мрачно черненым зимней ночью. Барсук приехал заранее, глянул на частокол крестов и надгробий, поежился, точно от холода, и взялся раскладывать на безлюдной опушке, поодаль от кладбищенской ограды, костерчик. Наконец весело заплясали языки пламени, затрещали сырые сосновые ветки; Барсук облегченно вздохнул и стал ждать чего-то. Повернувшись спиной к кладбищу, он безмолвно сидел подле костра, подбрасывал сучья в огонь и пристально вглядывался в пустую черную дорогу, прибежавшую в Барановку из города…
«Привет, а ты тут чего делаешь?» — за его спиной вдруг вырос Ходасевич – совершенно бесшумно, будто он все это время поблизости в засаде сидел. От неожиданности Барсук едва в штаны не наложил: «Черт, тебе-то чего не празднуется, художник хренов?! Садист-керамист, непревзойденный дизайнер гробов, мать твою! Сидел бы сейчас как все, дома шампанское лакал!» «А ты чего не как все?» — тут же ехидно парировал Ходасевич. «Да вот…» — промямлил что-то невразумительное Барсук. «Вот и я так же, — Ходасевич кивнул ему примирительно. — Как-то не по себе, когда здесь такое затевается. Витек в могиле живой, а я, значит, на диване с шампусиком. Не по-братски получается». «Он сам этого хотел», — буркнул угрюмо Барсук. «Знаю, однако ты ж решил подстраховать его, а я чем хуже?» — по-своему понял странное бдение Барсука на кладбище Ходасевич. «А ты заглядывал в могилу? Витек уже там?» — заговорщическим шепотом поинтересовался Барсук. «Кажись, уже минут десять как в гробу лежит, — успокоил его Ходасевич. — Я встал шагов за пять от его могилы-то, так снизу «Отель «Калифорния» слыхать было». «Во как, — удивился Барсук, да тут же прыснул со смеху. — Самое место, хе-хе, где эту «Калифорнию» слушать!»
Они разложили вблизи огня, кто с собой чего захватил из дома; налили по сто, выпили – давай же закусывать. Барсук только потянулся к хлебу с салом и луком, что Ходасевич принес, да тут же оцепенел – впереди вдруг послышалось урчание невидимого авто. Шум быстро нарастал, вот зловещую ночную темь полосонул свет фар; шум двигателя неожиданно смолк, автомобиль встал, издав напоследок глухой звук захлопывающейся дверцы.
«Кого это черт принес?» — не переставая жевать, пробормотал Ходасевич. «Щас пойду гляну», — напрягся Барсук и, ступая с опаской, пошел на свет фар, плавно растворяясь во тьме. Однако не сделал он и двадцати шагов, как автомобиль вдруг жалобно взвизгнул, будто Барсук его чем-то напугал или обидел, – и резко сорвался с места.
Прошло минут пять, как таинственная машина унеслась обратно в город, а Барсука все не было. «Черт, где он там запропастился?» — начал нервничать Ходасевич, испуганно прислушиваясь к малейшему шороху и треску, доносившимся со стороны кладбища. «Эй, Барсук, — сдавленным голосом позвал он. — Да плюнь ты на них, давай лучше выпьем!..» В ответ из темноты лишь что-то легонько завыло и заухало, словно пытаясь передразнить Ходасевича.
И тогда Ходасевич не долго думая решил выпить в гордом одиночестве. Исключительно для храбрости опрокинул в себя вторые сто граммов, а из закуски выбрал булочку с котлетой, что притарабанил Барсук. Давай кусать ту булочку – а зубы вдруг как клацнут по чему-то твердому и противно скользкому. Бр-р! Из Ходасевича чуть водка обратно не полезла!.. Едва поборов в себе брезгливость, он разломил булочку пополам, а в ней вместо котлеты – телефон. «Ни фига себе!» — подивился Ходасевич находке, но затем трезво рассудил, будучи уже как следует навеселе: «А чего ж я хотел – в новогоднюю ночь на кладбище, небось, и не такие чудеса бывают. Какие-то странные тачки по ночам мотаются, лучший друг, ни слова не говоря, деру дал. Хорошо хоть покойнички из могил не встают… О, Витек же там один! Бедолага, наверно, поминает нас с Барсуком благим матом…»
Посреди ночи пришла Ходасевичу светлая мысль позвонить Андрейченко, справиться, как там ему в гробу лежится, от всего ли стресса он уже избавился или придется ему ворочаться в сосновых досках до самых петухов. Хотя, спрашивается, какие на кладбище могут быть петухи? Разве что только те самые, что без шпор и гребешков, ощипанные от рождения или по злому случаю… Однако телефон все же проверил – телефон нормалек, хоть и запеченный в тесте, заряжен, счет пополнен, так что можно и другу позвонить… даже на тот свет.
Но звонить Ходасевич не решился. «Я ему лучше эсэмэску пошлю, — подумал он, — какую-нибудь злобную, типа этой: быть тебе заживо съеденным червями – это я, твоя красотка Смерть». Набрал Ходасевич эсэмэску и отправил. Затем третий стаканчик себе налил, мечтательно поднял глаза к небу, предвкушая, что сейчас переживает в душе Андрейченко, читая его эсэмэску, – да и залюбовался звездной иллюминацией. Ах, хороша новогодняя ночь, пусть и на кладбище! Воздух бодер и свеж, напитан целительным духом морозной хвои; сосны, покачивая мохнатыми верхушками, тихонечко баюкают совсем еще крошечный, едва вылупившийся на этот свет Новый годик… Так и замер Ходасевич с поднятым стаканчиком.
А чуть погодя слышит топот чьих-то ног, треск ломающихся сучьев, тяжелое, прерывистое дыхание… Глядь, на него во весь опор несется Андрейченко. Расхристанный, глаза страшно выпучены, голова и плечи в комьях земли, древесной стружке и еще хрен знает в чем, сильно смахивающем на размокший в воде человеческий прах. Бр-р, ужас! Ходасевич при виде Андрейченко струхнул не на шутку, а тот, едва разглядев в свете костра испуганную физиономию гончара, принялся зло плеваться и браниться: «Тьфу, черт, я думал, это…»
«Хм, а кого, интересно, ты хотел увидеть на кладбище, стриптиз покойников, что ли?» — попытался пошутить Ходасевич. «Ага, — рассеянно кивнул Андрейченко, потом сунул приятелю под нос свой телефон. — Ты эсэмэску прислал?» «Ну», — смущенно признался Ходасевич. «А-а, так это ты, скотина, слал мне эсэмэски все это время?! — Андрейченко схватил Ходасевича за грудки, затряс его как грушу. — На хрена тебе понадобилось дурачить меня, писать всякую дрянь?! Что еще за дурь такая прикидываться малолеткой, а?!» «Да ничего я тебе не слал, — отчаянно отбивался Ходасевич. — Вот только один раз и написал – приколоться хотел».
«И вообще это не мой телефон, — разозлился Ходасевич. — Я свой дома забыл». — «Да? А чей тогда телефон?» — «Чей-чей, — обиженно буркнул Ходасевич, избавившись наконец от железной хватки приятеля. — Барсука, чей же еще». «Что-о, Барсука?! — по новому кругу завелся Андрейченко. — Где этот покойник?!» «Ты ж у нас покойник», — снова попытался перевести на шутку его гнев Ходасевич. «Ни хрена, покойник – это Барсук! Вот увидишь, я сделаю из него покойника!»
А тут и Барсук легок как на помине – внезапно шагнул к ним из кромешной зябкой тьмы.
«Чего разорался-то, уважать надо чужой покой, — кивнув в сторону кладбища, Барсук взялся урезонивать Андрейченко. — И вообще, какого черта ты здесь делаешь? Твое место – могила». «Щас ты ляжешь туда, — Андрейченко набросился на Барсука. — Твоя мобила?!» «Нет, — мельком глянув на телефон, Барсук вжал голову в плечи, затем достал из кармана другой. — Вот мой». «А этот тогда чей?» — Андрейченко от удивления даже рот открыл. «Фиг его знает, — с напускным равнодушием пожал плечами Барсук. — Я эту булку с котлетой на базаре купил, у бабушек-торговок».
«Черт бы тебя побрал!» — Андрейченко с досады плюнул на приблудившийся, точно бомж, телефон – а тот возьми и зазвони именно в этот момент. Услышав звонок, Барсук заметно занервничал, глазки его забегали, как на кухне два пойманных с поличным таракана. Усмотрев смятение на лице Барсука, Андрейченко опередил его, первым схватил булочкин телефон. Приложил его к уху – а там бабий голосок, явно чем-то озабоченный и как будто даже знакомый: «Барс, я на месте, но клиента нет – могила пуста».
«Барс, говоришь? А я, выходит, клиент?! — лицо Андрейченко побагровело сильней, чем угли в костре. — Ты што, мудила, хотел меня замочить?! Друга своего закадычного!»
Хотел было Витек проучить своего проштрафившегося приятеля: метил ему в правое ухо – да промахнулся. Наверное, если б не кладбищенская тьма, не сдобровать бы Барсуку в эту минуту – тяжел и неразборчив кулак у Андрейченко. Промазал он – и тотчас его попустило. Продолжал лишь ворчать по инерции: «Эх, да еще бабу нанял, тьфу! А наобещал-то, наобещал мне: от стресса он лечит, гробозвон фигов!»
Барсук пару раз порывался что-то сказать в свою защиту, да догадливый Ходасевич вовремя одергивал приятеля. Но на третий раз Барсук не стерпел, пренебрег осторожностью Ходасевича и выпалил на одном дыхании: «Да погоди ты, я сейчас все объясню!..» Больше он ни слова не успел сказать – в следующий же миг упал как подкошенный. На этот раз кулак Андрейченко оказался необыкновенно точен и нетерпим к чужой глупости и лжи.
Андрейченко с Ходасевичем оттащили ватное тело Барсука на место посуше, Витек укрыл его своим пуховиком. «Ничего, оклимается», — не очень уверенно предположил он. «Ну а с киллером что будем делать?» — взволнованным голосом напомнил Ходасевич. Андрейченко молча пожал плечами. «У меня есть идея, — едва сдерживая радость, сообщил Ходасевич. — Я, кажется, знаю, как выкурить ту дурную бабу! И ты снова сможешь лечь в гроб!» «Ну-у», — угрожающе засопел Андрейченко.
«Понимаешь, для меня клиент превыше всего, — принялся с энтузиазмом рассказывать Ходасевич. — Каким бы ни был тесным гроб, я обязан создать клиенту максимальный комфорт, обеспечить лучший звук и видео; но, бывает, клиент, как это мягче сказать, теряет контроль над ситуацией, поэтому я постоянно должен быть наготове…» «Что за чушь ты несешь?» — раздраженно оборвал его Андрейченко. «Чушь, верно… Но я на всякий случай всегда держу вот это», — Ходасевич вынул из-за пазухи пульт дистанционного управления. «Пульт, что ли?» — не поверил своим глазам Андрейченко. «Ага, он самый», — кивнул Ходасевич. «Хм, ты что, собираешься им киллером управлять?» — мрачно пошутил Андрейченко. «Не-а – квадросистемой».
С этими словами, надавив кнопку на пульте, Ходасевич включил звук на полную мощность – в тот же миг за кладбищенской оградой так бахнуло, что спящие вороны попадали с тамошних тополей. А над парой надгробий взметнулся снежный бурунчик, следом другой, третий – невыносимый грохот принялся терзать из-под земли мертвую тишь. С минуты три Андрейченко молча наблюдал за снежной вакханалией. Затем, одобрительно крякнув, спросил: «А что ты ему поставил, какой хит?» «А, — небрежно отмахнулся Ходасевич, — все старые альбомы «АйСи-ДиСи». «О-о, тогда у этой проклятой бабы нет никаких шансов!» — радостно заключил Андрейченко.
И тут как хлопнет с досады себя по лбу: «Черт, я ж там барсетку и термос с кофе оставил!» «Где, неужели в гробу?! — воскликнул Ходасевич. — Ну ты даешь!» И сломя голову помчался за приятелем к новогодней могиле.
Барсетку нашли почти сразу, по соседству: она висела на одиноком кусте шиповника, обнимавшем холодный обелиск из красного гранита. А вот на термос после долгих плутаний по могилкам-памятникам первым наткнулся Ходасевич, и то совершенно случайно, когда оба приятеля уже отчаялись его найти, – термос валялся метрах в десяти от Андрейченковской могилки понарошку. Термос оказался невероятно помятым, раскуроченным, будто в нем взорвалась противопехотная граната. «Ух ты, сила!» — возрадовался Ходасевич. Зато Андрейченко, наоборот, стал браниться, увидав, во что превратился его гроб: «Ни хрена себе, весь гроб в кофе!»
Потом до него наконец-то дошло: в гробу-то пусто. Никого в гробу!
«А где ж баба? — оторопел от изумления Андрейченко. — Где ж киллер-то?! Хоть бы кусочек от нее остался!» Приставив лодочкой руку ко лбу, Андрейченко пристально всматривался в черную бездну ночи: должен был кусочек остаться!
«Что у тебя за музыкальный центр, Ходасевич, что бабу на молекулы разорвало?!» — «Так обычные ж квадроколонки», — вяло оправдывался Ходасевич; в душе он ликовал: вот это шарахнуло! «Представляешь, приятель, — продолжал сокрушаться Андрейченко, — какой она шок испытала, когда ты врубил на всю катушку свое пугало?.. Постой, а если б на ее месте был я, и ты… пусть даже не нарочно добавил звука…» Андрейченко мигом покрылся холодной испариной, представив, как его тело разлетается по мрачному, жуткому кладбищу стайкой малюсеньких беззащитных молекул. Бр-р!
За спинами приятелей внезапно раздался резкий стук – они мгновенно обернулись, одновременно вздрогнув от неожиданности. На дне гроба лежал камень. «Гляди-ка, — Андрейченко показал пальцем на одно место в стене могилы, в полуметре над гробом, — земля шевелится». Вслед за его словами в гроб с грохотом обвалился громадный ком земли – и в образовавшуюся дыру просунулся замшелый человеческий череп. «А-а-а!!» — в один голос завопили Андрейченко и Ходасевич и, как ошпаренные, бросились наутек от могилы.
Позади послышался смех – веселый женский смех. «Так она жива!» — несказанно обрадовался Ходасевич, а Андрейченко сердито выругался: «Какая это зараза смеет себе так шутить над нами?!..» И осекся. Потому что в шести шагах от себя увидел свою Ленку. Выкарабкавшись из его могилы, она отряхивалась от земли и заливисто хохотала над ними. Ее смех был столь оглушительным, что даже эхом отражался где-то у них за спиной. Повернув голову навстречу эху, Ходасевич радостно заорал: «Мать честная, так то ж Барсук!» Глянув туда же, куда счастливо таращился его приятель, Андрейченко в первый момент обомлел. А потом и сам загоготал на все кладбище!
На ограде повис дергающийся от смеха Барсук – он был похож на большую глупую птицу, запутавшуюся в силке. Андрейченко и Ходасевич помчались выручать друга, а Ленка отчаянно улюлюкала им вдогонку.
«Ленка, откуда ты взялась?» — спросил Андрейченко, когда наконец удалось совладать со смехом и снять Барсука с частокола ограды. «Оттуда, из соседней могилы, — потупив очи, как ни в чем не бывало призналась Ленка. — Там лаз специальный был». «Хм, Барсук, твоих рук дело? — Андрейченко толкнул Барсука в плечо. — Сознавайся, сволочь! Ты мне этого «киллера» подсунул?» «Ага», — счастливо кивнул Барсук. «Что, и этот скелет тоже?» — продолжал допытываться Андрейченко, показывая на скелет, который волочила за собой Ленка. «Ага», — снова кивнул Барсук.
А Ленка вдруг как зарычит на мужа страшным голосом: «Я должна была тебя напугать!! Ходасевич, ты зачем все испортил?!» «Я?!» — с притворным возмущением воскликнул Ходасевич.
«Зачем, — Андрейченко хлопнул Барсука в другой раз, — зачем ты это сделал, дружище?» «А я подумал, — мечтательно закатил глаза Барсук, — что тебе, Витек, не хватало в новогоднюю ночь одного…» «Одного?» — переспросил Андрейченко и тут же, догадавшись, нежно прижал к себе свою Ленку. А Барсук расплылся в довольной улыбке: «Угу, вот именно – Ленки твоей тебе и не хватало».
Ходасевич, долгое время молча поглядывавший на друзей, вдруг изрек авторитетным тоном: «Любовь – это вам, мужики, не какая-нибудь гроботерапия! Любовью лучше всего стресс лечить». «А ты-то откуда знаешь?» — усмехнулся Андрейченко, поцеловав Ленку в губы.
«Знает, этому я его научила», — в нескольких шагах от них вдруг раздался звонкий голос Нинки, жены Ходасевича. Она приехала на кладбище за мужем и его сумасшедшими друзьями. Принеслась на том же такси, что часом раньше привезло сюда Ленку Андрейченко. Черт, даже бесстрашное такси и то одно на весь город!
Ничего не попишешь – город-то маленький…
январь 2007 г.
