Любовью сыт не будешь

Его звали Любовь Петрович Романенко. Для тех, кто не въехал, придется повторить: Любовь Петрович. Он свалился на голову Тараса Федоровича, как и полагается в таких случаях – снежным комом. Несмотря на то что Тарас Федорович на две головы выше приезжего. За окном 20 марта, а зиме хоть бы хны – разлеглась, белая бестия, на тротуарах и улицах, на крышах домов развалилась лениво, точно большая наглючая кошка на бабушкином диване, и не думает слазить. На календаре в кабинете главного редактора весна, в природе – снежный беспредел. А тут еще какой-то Любовь Петрович – упертой зимы посланник. Свалился – не запылился. Стряхнул с шапки и воротника мартовский снег и встал в дверях кабинета главреда. Улыбается.

— Вас зовут Тарас Федорович? Я на двери прочитал. А меня – Любовь Петрович Романенко.

— Ну и, мил-человек, что еще ты прочел на двери?

— Что ваша фамилия Железняк и что вы главный редактор газеты «Тощо».

— Верно. А зачем тебе, мил-человек, понадобилось пялиться на мою дверь? У нас что в городе газет не хватает?!

— Так я не из вашего города. Из села Корокодиловка я. Вот мое направление на стажировку. Здесь все написано.

С этими словами Любовь Петрович протянул Тарасу Федоровичу сложенный вчетверо лист. Железняк нехотя взял, развернул.

— «Главному редактору газеты «Тощо». Согласно предварительной договоренности с Вами…» Не помню, штобы я с кем-нибудь договаривался. «…направляем на стажировку в ваше издание нашего корреспондента Романенко Л.П…»

Не дочитав, Железняк сложил листок, уголком его почесал крупный лоб.

— Ну и? Из какой газеты ты к нам приехал, мил-человек?

— «Жовтневый хутор» меня прислал,- охотно сообщил приезжий.

— Не знаю такой газеты. Это где?

— В селе Корокодиловка,- повторил Романенко. Потом, подумав, добавил: — Гробовского района Полтавской области.

— Ну раз Полтавской, тогда пошли знакомиться.

Они вышли из кабинета и, пройдя короткий коридор, мимо единственной двери с табличкой «туалет», очутились в довольно просторной комнате. Приезжий даже присвистнул, видимо, от восхищения. Его поразил свет. Столы, компьютеры, головы и плечи людей щедро залило солнце. Люди млели в его теплых лучах. А ведь за окном мороз стоял градусов десять!

При появлении главреда люди встрепенулись, мгновенно изобразили кипучую деятельность. Железняк сделал вид, что не заметил этого.

— Ну вот,- начал со своего любимого «ну» Тарас Федорович,- знакомьтесь. Это наш стажер. Приехал из Полтавской области на… На сколько ты приехал к нам, мил-человек?

— На десять дней,- будто за что-то извиняясь, пожал плечами Романенко.

— Итак, любите-жалуйте гостя. Десять дней.

— Стажер? – переспросил кто-то.

— Нам только стажеров не хватало,- выразил мнение большинства другой.

— А зовут-то тебя как? – наконец догадался спросить третий.

— Любовь Петрович.

— Как?! – какнули все хором. Кроме, разумеется, главреда – он уже знал имя приезжего и, в общем-то, не придал ему особого значения. Наступила тишина. Неловкая пауза, когда одни не знают, куда деть руки, другие – глаза.

— Ну и хорошо,- как ни в чем не бывало резюмировал главред.- Продолжим знакомство. Евгений Безсонов, моя правая рука. Можно сказать, у меня две правых руки – моя собственная и Женя, заместитель мой…

Женька Безсонов. Почти всегда с недовольным, унылым выражением лица. А в остальном – нормальный 34-летний парень. С несколько выпученными голубыми глазами. С короткими рыжими усиками. С затянувшимся романтизмом. С нереализованным ожиданием чуда. С не переводимой на понятный язык, непредсказуемой шизой. С постоянной готовностью к последнему рывку. Женька Безсонов – заместитель главного редактора газеты «Тощо».

— …Андрюша Мюлинг. Ну, пусть Женя не обижается на меня, Андрюша больше, чем одна рука. Вроде Шивы многорукого. Дизайнер, верстальщик, карикатурист, «железо» добре знает, сети нам такие плетет, что из них никто живым выйти не может. Пока Андрюшка сам не отпустит…

На днях Андрюшке Мюлингу стукнуло 26. Маленького роста, естественно, черненький, шустрый, подобно мячу в ногах футболиста-маньяка, он казался безнадежно подсевшим на виртуальном драпе, который круглосуточно пер из его «четвертого пентиума». Мюлинг носил очки с толстенным стеклом и черными, казалось, совершенно непроницаемыми крышечками. Время от времени он поднимал крышечки и тогда смотрел на мир наивными, как у Маугли, впервые оказавшегося в мире людей, глазами. Но делал это Андрюшка крайне редко. Гораздо чаще люки на очках были задраены. Мюлинг погружался в полярную ночь… Его коллеги трепались, что в эти часы он рассматривает картинки голых девиц или деньги с Лесей Украинкой – их он украдкой подкладывал под крышечки очков. Андрюшка Мюлинг женатым ни разу не был, но, как все Мюлинги, деньги любил изрядно.

— …А это наши девочки. Леся, повернись к лесу задом, к нам передом. Куда ты под стол полезла? Тебе обязательно нужно было уронить в тот момент, когда я собрался представить тебя гостю!

— Он не гость, а стажер,- буркнула из-под стола Леся.

Леся Савчук – наборщица в газете «Тощо». На своей допотопной «486-й» машине набирает все подряд – от новостей, репортажей, частных объявлений до сплетен и признаний в любви. Необыкновенно широкобедрая и толстопопая девушка. Увещевает задом так, как и не снилось тем, у кого язычок – косячок, а мордашки смахивают на Мадонну или Стоун в период ее кинематографической молодости.

— …Ну и Алочка. Алочка, оторвись на минутку. Я представлю тебя. И захвати с собой Дьяченко.

Последнюю фамилию главред произнес таким тоном, словно речь шла не о человеке, а о косметичке или пачке сигарет. Поговаривали, что этот Дьяченко не один раз наставлял рога своему начальнику с его неугомонной женой.

Из крохотной комнатки, примыкавшей к редакционной, вышла Алочка. Краем глаза скользнула по невыразительному, словно недобросовестно отлитому, лицу приезжего и, откровенно зевнув, отвернулась. За ней, приблизившись на опасное расстояние, замер молодой повеса. По всей видимости, это и был тот пресловутый Дьяченко.

— Алочка, улыбнись же стажеру! Тебе как-никак придется общаться с ним в течение десяти дней.

Алла Федорина – корректор. Временами пописывает в родную и чужую газеты. В ужасно потертых джинсах. Ужасно худая и дикая. Никогда не носит лифчиков, а носит вечный темно-зеленый свитер, который, кстати, сидит на ней лучше любого вечернего платья. Короче, стерва еще та. Прокуренная с ног до головы. Но глаза у нее блестят особенно, не притворно блестят. Очутившись в ее взгляде, начинаешь ощущать себя. Оттаиваешь. Даже если не курил – закуриваешь. Даже если до ближайшей музыки не меньше ста парсеков – начинаешь двигать ногами. В такт растревоженного сердца начинаешь танцевать.

— …Валентин, что вы там делали? – глядя на Алочку, строго спросил Железняк.

— Ну что мы там могли делать, Тарас Федорович? – ухмыльнувшись, развел руками повеса. А потом взял да опустил руки на плечи Федориной. Та заулыбалась, не стесняясь покусанных губ.

Валька Дьяченко работал в «Тощо» менеджером по рекламе. Спортивного телосложения, длинноногий, с приветливой, несколько нагловатой улыбочкой. Был ли Валька политически грамотным? Девчонкам, оборачивавшимся ему вслед, скользившим беглым взглядом по его молодым ягодицам, было наплевать. Абсолютно наплевать на Валькину грамотность. Девчонки и женщины, стремительно сжигавшие свои годы, как партизаны бикфордов шнур, пристально глядели ему в спину. Ловили его взгляд, когда он шел навстречу. Они хотели его, надеясь с его помощью, как с помощью недоступных пластических операций, продлить свою молодость. Но Вальку Дьяченко интересовала только реклама. Правда, иногда он уединялся в корректорской с Алочкой Федориной. Как сейчас.

— …Ну а теперь настал черед нашего уважаемого главреда,- губы Дьяченко растянулись в жутко ехидной улыбочке, точно он не представлял своего начальника, а собирался бросить ему вызов.- Знакомьтесь: Тарас Федорович.

Тарас Федорович Железняк был здоровым дядькой с пышными, прямо-таки козацкими усами. С выражением неистребимой сытости на краснощеком по-молодецки лице. С брюшком, будто яйцо динозавра, выпиравшим из белоснежной сорочки. Дядька, на вид добродушный и рачительный хозяин, на самом деле был злым и мстительным, несущим свой крест в забитом чужим добром животе. Так считал Дьяченко, не однажды выскакивавший голышом в окно железняковской спальни.

Тарас Федорович представил гостю всех сотрудников газеты «Тощо», но кое-кто из них не поверил, что имя у стажера – женское.

— Эй, а можно на твой паспорт взглянуть? – попросила Алка. И ухмыльнулась.- Поглядим, какой ты фотогеничный получился.

Романенко с готовностью протянул паспорт.

— Ну-ка, ну-ка, и я хочу посмотреть! – загорелась Леся. Из-за ее плеча выглянул Мюлинг – с громким щелчком на его очках откинулись крышечки.

— Женя, возьмешь стажера под свою опеку,- распорядился Железняк, которого работнички за глаза называли «капитан Железняк», или просто «наш кэп».- Я еду в центр, у меня встреча в обладминистрации.

— Хорошо, кэп,- не моргнув глазом, сказал Женька.

— Ну-ну, Безсонов,- наморщил лоб главред и ушел. А Женька присоединился к своим, жадно разглядывавшим чужой паспорт. Про самого Романенко, казалось, забыли.

Тем временем Алочка читала вслух: — «Романенко Любовь Петрович, родился 29 января 1975 года…» Это ж сколько ему сейчас? Ага – двадцать восемь. Андрюха, он тебя всего на два года старше. Что там еще? «…украинец, место рождения — село Корокодиловка Гробовского района Полтавской области…»

— Все полтавчане с приветом,- вставило словечко Леся.- У полтавчан одна любовь на уме… Слушай, Ал, может, он девка переодетая?

— Погоди-ка,- Алка полистала паспорт.- Угу, пусто. Значит, холост.

Федорина подняла взгляд на Романенко.

— Ну какой ты, на фиг, Любовь? Пошли покурим, Петрович.

В курилке, устроенной при выходе из помещения редакции (редакция газеты «Тощо» размещалась в цокольном этаже жилого дома) шептались двое – Андрюшка и Валька.

— Все-таки он мужик! – привстав на цыпочки, горячо дышал в лицо Дьяченко Мюлинг.- Я рядом стоял, когда он писал.

— Вы вдвоем ходили в сортир? – лыбился Валька.- И что?

— Ничего. Хер у него обычный, даже больше, чем обычный.

— Ты что – мерял?! – Дьяченко дурашливо хохотнул.- И очки не помешали?

— Зачем? И так видно было,- обиделся Андрюшка.

— Послушай, а вдруг он специально для тебя достал? – заговорщическим шепотом заговорил Дьяченко.

— Чего достал? – не понял Мюлинг.

— Ну… пенис свой.

— На хрена?

— Чтоб одурачить нас.

— Вряд ли,- Мюлинг всерьез задумался.- Ведь он не подозревает, что мы подозреваем его в том, что он не мужчина.

— Так кто же он?

— Да мужик он, мужик! Век не работать мне на «маке»! – взвился Андрюшка.- О таком члене, как у него, любая баба мечтает!.. Наверное.

— У баб надо спросить. О чем они мечтают,- Дьяченко задумчиво почесал затылок.- А што ты ни к селу ни к городу мак вспомнил?

— Да мечта у меня такая давняя… На «макинтоше» хочу поработать.

— А-а, а то я про другой мак подумал.

— Дурак ты, Валька,- Мюлинг покрутил пальцем у виска. И оба приятеля громко расхохотались. В эту минуту из редакционной комнаты к ним вышел Романенко.

— Ребят, сигаретой угостите?

В первый же день Безсонов дал Романенко журналисткое задание.

— Ну что, Любовь… Петрович. Будем работать или лясы точить? – невольно или нарочно копируя интонацию главреда, спросил Безсонов.- Может, ты тут уже с кем-нибудь шашни завел?

И Женька бросил многозначительный взгляд в сторону крутой Лесиной задницы. В этот момент Савчук по обыкновению поднимала что-то из-под своего стола.

Неподалеку «опель» снес молоденькую сосенку. Деревцу настал гоплык, «опель» с помятой физиономией унесся прочь, а к несчастной сосне, наверное, со всего квартала одна за другой приползли-приковыляли старушенции. Крикливые, как галки.

— Пойди разберись, что там за стихийная демонстрация,- отдал распоряжение Безсонов и продолжил редактировать материалы внештатников.

После первого задания последовало второе, третье… Романенко ни от чего не отказывался. Работал, как заправский репортер. Безсонов даже пару раз одобрительно похлопал по плечу: «Молодец, парень, стараешься!» И Любовь Петрович старался. Смотался в другой конец города, где в одной из «хрущевок» во всем подъезде лопнули батареи. В доме отключили отопление за неуплату, ночью нежданно-негаданно ударил мороз, вот батареи и разорвало. Романенко участливо расспрашивал жильцов, у которых от холода зуб на зуб не попадал. Затем терпеливо расспрашивал работников жэка, у которых от водки зуб на зуб тоже не попадал… Любовь Петрович ездил на срочный вызов с бригадой «скорой помощи». Приехали – а там молодая пара окочуриалась. Не то от избытка любви, не то от другого какого избытка… На рынке Романенко посетил местную КПЗ, взял интервью у мелких воришек. Уже сев в маршрутку, обнаружил, что у него украли часы.

Все задания замглавного редактора Любовь Петрович выполнял бодро и весело. Ну почти весело. А вот писал он совершенно не по-людски. Неизменно вынимал из рюкзака, с которым приехал из далекой Корокодиловки, что-то наподобие карликовой палатки или гуливеровского капюшона. Вынимал и обязательно накидывал на себя – капюшон закрывал не только его голову и плечи, но и руки, в которые он брал неопытное свое перо.

— Зачем это тебе? – лишь однажды, подняв удивленно брови, поинтересовался Безсонов.

— Не могу, когда смотрят, как я работают,- с виноватым видом объяснил Любовь Петрович. Поэтому никто и не видел, как он пишет. Но получалось неплохо. Особенно если учесть, что Романенко как-никак был стажером.

А девочкам нравилось. Первой познакомилась с его журналистскими опусами Леся. И больше под стол не лазила. Она старательно стучала по клавишам, набирая его тексты. Алке они тоже сподобались.

— Ну, Любовь, ты даешь! – она выдохнула сигаретный дым прямо Романенко в лицо. Потом подмигнула.- Так ты даешь… или берешь, а, Любовь?

На третий или четвертый с начала стажировки день Романенко увидел в руках Безсонова «кодаковский» конверт.

— Что это у тебя? – спросил Любовь Петрович.

— Да так, ничего особенного. Недавно с женой гуляли. Друзья пригласили в ресторан на день рожденья. Вот подарили фотки.

— Можно? – вдруг потянулся к конверту Романенко.

— Валяй, смотри. Только тебе неинтересно будет. Там все чужие рожи.

— А где здесь твоя жена? – разложив на столе снимки, спросил Романенко.

— Вот,- Женька ткнул пальцем,- в синем платье. Видишь, как вокруг нее мой приятель увивается?

— Она красивая? – после секундной паузы поинтересовался Любовь Петрович.

— Кто?

— Твоя жена.

— Так ты ж на нее смотришь! – тупо вытаращился на стажера Безсонов.

— Нет, я хочу, чтобы ты сказал.

— Зачем?!

— Хочется мне так,- неожиданно заупрямился Романенко.- Тебе что жалко?

— Ну ты, парень, оригинал! – взорвался Безсонов.- Мало того, что твое имя никак с твоим хером не вяжется, так ты еще хочешь знать, не находит ли другой мужик свою жену красавицей! Ну ты, блин, даешь! Ты откуда на нас свалился?! Не со звезды случайно?!

— Со звезды,- выдержав поток Женькиных эмоций, спокойно ответил Романенко.

— Да ну! И как же она зовется?

— Там в паспорте все есть,- опустив голову, тихо молвил Любовь Петрович.

Безсонов, Дьяченко и Мюлинг трепались в курилке. Щелчком послав окурок в урну, Женька внезапно предложил: — Ребята, есть идея. Нужно Любовь напоить.

— На фига? – хлопнув, открылись крышечки на очках Мюлинга.

— Чтобы выведать о нем как можно больше.

— И шо ты будешь робыть с цэй дуже важлывой информацией? – нарочно зашокал Дьяченко.

— Зря вы смеетесь,- Женька сам едва сдерживал смех.- Может, этот чудак и не чудак вовсе, а…

— Шпион,- подсказал Дьяченко.

— Не знаю,- вздохнув, пожал плечами Безсонов.- Ты хоть раз видел, как он пишет? Вечно накроется этой своей дрянью…

— А вдруг он извращенец? – неожиданно поддержал Женьку Мюлинг.

— Совсем спятил?! – Дьяченко насмешливо скривил губы.- Ты так решил потому, что у мужика женское имя?

— Да причем тут! – махнул рукой Мюлинг.- К имени я уже привык.

— Да, имя тут совершенно ни при чем. Мало ли кого Любовью зовут… Да, мало кого,- Безсонов задумчиво потер лоб.

— Петровичем,- кивнул, соглашаясь, Дьяченко.

— Что? – не понял Безсонов.

— Я говорю: мало ли кого Любовью зовут, да вдобавок Петровичем,- пояснил Дьяченко. В его глазах корчила рожицы сотня озорных чертят.

— Да-да, ты прав. Но предчувствие подсказывает мне…

— Ладно,- Дьяченко неожиданно наскучил этот бестолковый разговор.- Я от лишних сто граммов никогда не отказывался. Был бы повод.

— Кстати, какой повод? – полюбопытствовал Мюлинг.

— Ф-ф, как какой?! – фыркнул Дьяченко.- У Женьки пятнадцать лет семейной жизни!

— У меня?! – опешил Безсонов.- Вы што! Какие пятнадцать! Слава богу одиннадцать и то через полгода.

— Какая разница! – Дьяченко поморщился.- Все равно тебе поляну накрывать. Ты же этот разговор начал. Только чтобы все выглядело по-серьезному. Чтобы у Любви сомнений не возникло…

Пили в пятницу после работы. О том, что юбилей семьи Безсоновых — дутый, не знали только двое – Тарас Федорович и, разумеется, Романенко. На пьянку случайно затесался чужой – Николай Александрович Селиванов, или попросту Колька, юрист из фирмы «Де-факто». Колька еще после обеда зашел полялякать к главреду да так и остался. Селиванов был оптимистом и бабником. Полненький, кругленький, с бильярдным ландшафтом на голове, Колька целовал глазами каждую встречную. А улыбчивых и тех, кто ломаться долго не умел, обожал особенно.

Пить сели в редакционной комнате – мониторы отнесли в угол, сдвинули столы, угощались тем, что притарабанил Безсонов. После первой же рюмки Любовь Петрович существенно размяк. Не закусывая, стал с вопросами приставать. Первому не повезло главреду – Железняк по доброте душевной усадил стажера подле себя.

— Скажи, Федырыч, твоя жена красивая?

— Ну, лет двадцать назад была ничего. Сейчас редко об этом задумываюсь.

— А ты любишь ее? – не отставал Романенко.

— Ну ты даешь, Петрович! – Железняк мотнул головой, будто от внезапной зубной боли хотел отмахнуться.- Нашел о чем спрашивать.

— И все-таки – любишь?

— Так ведь она жена моя! Привык уже к ней… за столько лет.

— А ты любишь свою жену? – неожиданно Романенко перенес огонь на Селиванова. Тот в этот момент разбирался с жареным карпом, старательно выуживая изо рта мелкие косточки. Услышав вопрос, Колька закашлял, едва не поперхнувшись.

— Тьфу, у тебя все с головой в порядке?! – откашлявшись, зло рыкнул Селиванов.

— Так любишь или нет?

— А ты что отбить хочешь? – Колька ухмыльнулся, больше не решаясь разделывать рыбу.

— Нет, очерк написать.

— Очерк?! О любви что ли?

— Да, о любви.

— Ну ты точно псих! – поставил диагноз Колька, уже наслышанный о причудах стажера.- Чего про любовь-то писать, тем более к жене! Жена и есть жена. Это ведь тебе не шлюха.

— Шлюха? – поднял брови Романенко.- Кто это?

— Да ты явно со звезды свалился! – заключил Безсонов, до этого молчавший.

— Нет, просто у него классно получается прикидываться,- высказал свою версию Мюлинг.

— На фига ты это делаешь, Любовь? – поинтересовался Дьяченко, наливая стажеру водки.

— Неужели никто из вас не любит своих жен? – удивился Романенко. При этом он так искренне вздохнул, будто переживал личную боль или утрату. Народ вокруг смущенно замолчал. Стало слышно радио. Юношеский голос взволнованно пел о любви под модный гитарный ритм:

Любовь – пища для нищих.
Любовь – икра для богатых.
Налей мне виски, дружище,
И не ищи виноватых.

Любовь – парус в пустыне.
Любовь – шум Ниагары.
Налей же, а то остынет,
И угости сигарой.

Любовь – лестница к солнцу.
Любовь – персика мякоть.
Эй, оставь риса на донце
И перестань-ка плакать.

Любовь – ночка без правил.
Любовь – одно и то же.
Ну что ты, дружок, заладил,
Пытаешься лезть из кожи?!

Любовь – спелые вишни.
Любовь – косточек жменя…
Но знает один Всевышний,
Что рай – это тоже время.

— Так, Юпитеру больше не наливать,- решил прервать неловкое молчание Дьяченко.

— Наоборот! – смеясь, воскликнул Безсонов.- Налейте Петровичу сразу полстакана, чтобы он отстал от нас с нашими женами!

— Наливай! – поддержал Мюлинг.

— Ну, дай Бог! – провозгласил Тарас Федорович.

— Чтобы у вас хватало на ваших жен… после нас, любимых,- съязвила Алка. А Леся, дурачась, закатив томно глаза, просто провела языком по губам.

— Мужики, а при чем тут юпитер? – проглотив полкотлеты, спросил Романенко.

— Ты што не знаешь такого анекдота? – уставился на него Безсонов.

— Гы-гы, опять прикидывается! – хохотнул Мюлинг.

— Анек… Не знаю.

— Ну, темень полтавская! – Дьяченко возмущенно покрутил головой. Любовь Петрович, обиженно засопев, замолчал.

— Ладно, не обижайся,- улыбнувшись, Валька налил водки.- Поздравь лучше Женьку. У него сегодня юбилей. Двадцать лет как женился.

— Это много? – подняв рюмку, спросил Романенко.

— А ты как думаешь? Парень как в 14 лет надел кольцо, так до сих пор ходит, не снимая.

Продолжая держать на весу рюмку, Любовь Петрович повернулся к Безсонову.

— Что ты чувствуешь, Жень?

— Хм, ничего не чувствую.

— Как же ты живешь тогда… без любви?

— Тебе-то что? – проворчал Безсонов. Ему было неприятно, что теперь все пялятся на него как на врага. Так ему показалось.

— Обидно за тебя и жену твою.

— Чего?! – взвился Безсонов.- Обидно?! Слушай, ты достал уже!

— Нет, без любви жить нельзя,- Любовь Петрович упрямо стоял на своем.- Как можно без любви жену… любить?

— Жен не любят, а трахают,- авторитетным тоном заявил Селиванов.- Ты знаешь, каков идеальный мужчина?.. Это смесь кошелька с вибратором, понял!

— Нет, не понял,- набычился Романенко.

— Ладно, сынки, поостыньте,- решил разрядить обстановку Тарас Федорович.- Поверьте моему жизненному опыту. Каждый из вас по-своему прав – и ты, мил-человек, и ты, Женя. Жизнь – сложная штука…

— Не усложняй,- перебил начальника Безсонов. Видно было, он заведен до предела.- Не усложняй, Любовь. Все гораздо проще. Подари жене какую-нибудь золотую игрушку или цветочек. Или в кабак своди, или тряпку модную подари – она и растает!

— Ну да, буду я жену в кабак водить,- буркнул Селиванов.- Самогонки хряпнем да в койку завалимся. Да, а можно перед койкой еще порнушку подывытыся. За-а-во-дит!

— Не-а,- Дьяченко отрицательно покрутил головой, будто взбалтывал во рту коктейль – водку с колой.- Тошнит уже от твоей порнухи! Лучше афродизиаков принять.

— Ну, слово-то какое умное! Долго учил, пока запомнил? – съязвил Селиванов.

— Дурак ты,- поморщился Дьяченко.

— А что такое «афродизиак»? – покраснев, спросил Романенко.

— Ну, темень полтавская! – повторил приговор Безсонов.- Штука такая, которую нюхают, глотают или мажут на интимные места.

— Зачем глотают? – Романенко невольно открыл рот.

— Хм, понятное дело зачем,- хмыкнул Дьяченко.- Чтобы возбудиться.

— Возбудиться? А потом что делать?

За столом дружно грохнули.

— Какая прелесть! – визжала Леся.

— Леська, давай проверим, может, он еще мальчик! – умирая от смеха, предложила Алка.

— Слушай, стажер, тебе в кино надо идиотов играть! Или в психушке размяться! – попытался перекричать всех Дьяченко.- Чтобы такие дурацкие вопросы не задавать, понял!

— Все равно не понял,- Любовь Петрович обреченно поник головой. Когда, мгновение спустя, он снова поднял голову, на глазах его блестели крупные слезы. Он попросил почти шепотом:

— Объясните, зачем нужно возбуждаться?

— Ясно пень, чтобы трахнуться,- Дьяченко равнодушно пожал плечами.

— Чтобы трахнуться с собственной женой! – зло повторил Селиванов.

— А без этого… никак нельзя? – шмыгнул носом Романенко.

— Можно,- вдруг согласился мудрый главред.- Но тогда нужно просто любить ее.

— Просто?

— Да, просто,- вздохнув, кивнул Безсонов.- Но это не всегда удается. Особенно, когда ты женат больше десяти лет. Когда у тебя есть работа, которая сосет из тебя все соки. Которая достала хуже горькой редьки!.. Когда ты стареешь все быстрей, брюзжишь и опускаешься. Понимаешь?

— Мда-а,- задумчиво протянул Селиванов.- Ты уже не тот плейбой, что пятнадцать лет назад закрутил роман со своей будущей женой. Боже, как она была красива, кто бы знал!

— Ты больше не веришь в будущее,- глядя на свет сквозь мутное стекло рюмки, произнес Безсонов.- Для тебя все ясно: там, впереди, тебя ничего не ждет, кроме клочка земли. Это страшно.

— Вот если бы ты любил, ты бы другими глазами смотрел на жизнь! – явно волнуясь, возразил Любовь Петрович.- Ты бы увидел, как она прекрасна!

— Любовью сыт не будешь! – скривил губы Селиванов.

— А я вообще не знаю, что такое любовь,- признался Мюлинг.

— Инвалидик ты наш,- по-своему пожалела его Алка.

— Послушай, Любовь, я уже говорил тебе: ты достал! – вновь начал закипать Безсонов.- Ты достал своими моральными штучками! Ты сам-то хоть раз любил?!

— Нет. Но я очень хочу полюбить земную женщину.

— Земную?! Слушай, это уже не лезет ни в какие ворота! – не в силах больше сдерживать себя, Безсонов кричал на Романенко.- Земную! Поглядите-ка на него! Может, ты еще скажешь, что прилетел с какой-нибудь звезды?!

— Да. Вы называете ее созвездием Альфа Центавра.

Все опять загудели, застучали ножками стульев, кто-то с сильным звоном разбил рюмку.

— Да ладно, Любовь, брехать-то,- решила пристыдить стажера Алка. Она перегнулась через стол и теперь дышала густым перегаром в лицо Романенко. Сняв свитер, Алка осталась в майке с глубоким вырезом. Оцепенев, Любовь Петрович наблюдал ее мокрые от пота груди. Алка не отставала:

— Пойдем, я проверю, какой ты… на самом деле. Чистый лист или только прикидываешься? Пойдем, хм, я хороший… корректор.

— Сядь, Федорина! – гаркнул Безсонов.- Ты повторяешься, Любовь!

— Да, Любовь, твои шутки уже не смешны,- с грустным видом покачал головой Дьяченко.- Сходи лучше в соседнюю комнату. Возьми еще водки. Она в холодильнике.

— Водки? – Романенко замялся.- Давайте я вам приготовлю… афродизиак? На моей звезде он очень популярен.

— Валяй! – приложив палец к виску, напутствовал Дьяченко. Безсонов демонстративно закатил газа, девочки, хихикнув, с многозначительным видом переглянулись, а главред и юрист шептались о чем-то своем.

— Готовь свой астродизиак, а я пока машину вызову. Чтобы тебя в дурдом забрали. Там тоже нужны такие мастера,- закончил напутствие Дьяченко. Безсонов поддержал его по-своему:

— Да-да, готовь. Только смотри, водку не забудь. Водка важней любого афродизиака.

— Водка – водкой, но имейте в виду, что в субботу работаем,- прервав разговор с юристом, огорошил всех главред.

— Может, не надо, а, Тарас Федорович? – взмолилась Леся.

— Надо, Леся, надо. Как я, хм, без твоей попы выходные протяну?

Прошло, наверное, с четверть часа, как Романенко отправился за водкой.

— Чего он там застрял? – Безсонов с недовольным видом ковырял вилкой в тарелке. Сабантуй наскучил.- Сам что ли решил водки накушаться? Перед тем, как на свою альфу центавру лететь?

— Не-е, Любовь не похож на такого,- поджал губы Дьяченко.- Он вообще ни на кого не похож.

— Валь, пойди подгони его,- Безсонов показал взглядом на дверь в корректорскую. Дьяченко нехотя встал, заметно покачиваясь, шагнул в сторону корректорской… И минуты не прошло, как он лихо выскочил оттуда.

— Мужики, а Любовь пропал! – чему-то радуясь, заорал Валька.

— Ну-ну, тише! – осадил Железняк.- Не наорался что ли за вечер?

— Возможно, он в туалет пошел,- предположил Безсонов.

— Возможно. Только для этого ему бы пришлось сначала мимо нас пройти,- отвергла версию Алка.

— А… афро… дизи… ак-кк он сбацал нам? – заплетающимся языком поинтересовался Мюлинг.

— Что-то там есть. На вид фигня. Пюре какое-то. Фиолетовое. Но на вкус ничего,- Дьяченко счастливо улыбался.- Я попробовал.

— Так чего стоишь! Тащи сюда! – понеслось со всех сторон.

Дьяченко вернулся в корректорскую и принес блюдо с сине-фиолетовой киселеобразной массой. Поставил в центре стола – прямо на остатки жареного карпа.

— Да-а, видок и в самом деле! – оценил Селиванов.

— А ничего, жрать можно,- облизывая пальцы, заявил пьяный Мюлинг – он запустил в афродизиак пятерню.

— Угу, съедобно. Не могу понять, что оно мне напоминает?

— Шубу.

— Почему шубу?

— Потому что фиолетовое.

— А-а, нет, не шубу, скорее, оливье.

Все усердно жевали афродизиак. Даже мудрый главред. Он давно бы ушел домой, если бы не толстопопая Леся. Вдруг ему обломится полпирога? С какой стати он должен ждать субботы?

— Черт! – вдруг чертыхнулся Дьяченко.

— Ну, чего там? – недовольно спросил Безсонов, с головой ушедший в процесс поедания афродизиака. Или астродизиака, как его назвал Валька.- Что стряпня Петровича поперек горла стала?

— Косточка попалась… Тьфу! Да это не косточка! Кольцо чье-то.

— Дай глянуть. Так это ж кольцо Любви!

— Врешь!!

— Точно его! Я с самого начала обратила внимание, что оно сделано из фиг знает какого металла. Видишь, какие у него засечки?

— На хрена он подсунул мне свое кольцо?!

— Наверно, приколоться хотел.

— Я ему сейчас приколюсь! Где он, сволочь?! Я из-за его кольца чуть зуба не лишился!

— Так нет же стажера! Ты же сам его не нашел!

— Проверьте еще раз!

— Постойте!

— Неужели…

— Мужики, вот! – Мюлинг, сразу протрезвевший, трясущимися руками кинул на стол пиджак и брюки Романенко.

— Угу, его вещи,- вздохнув, подтвердил Безсонов.

— А-ха-ха,- захохотала Леся.- Это что же получается: он голым в окно выпрыгнул!

— Дура! – Алка постучала костяшками пальцев по Лесиному лбу.- В корректорской окна нет.

Наступила тишина. Зловещая, как в фильмах ужаса.

— Выходит,- захрипел от волнения Безсонов. Потом, откашлявшись, произнес чисто: — Выходит, мы его сейчас сожрали?

— Да, и с большим аппетитом,- кивнул Селиванов и потянулся за добавкой к блюду с афродизиаком.

— Что?! Мы съели человека?! – по-бабьи взвизгнул Железняк. Лоб его мгновенно покрылся испариной.

— Не человека, Тарас Федорович, а стажера. Да еще из Полтавщины,- улыбаясь, попыталась успокоить начальника Леся. Надушенным платочком она заботливо вытерла пот со лба главреда.

— Не смешно,- Тарас Федорович глотал ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег.

— Полтава тут ни при чем,- закурив, заметила Алка.- На днях смотрела карту. Нет там и в помине… как его… села Корокодиловка.

— Круто!

— Вот это открытие!

— Паразит, он всех нас одурачил!

— Значит, он и в самом деле оттуда?!

— Я не желаю быть людоедом!

— А ты не людоед. Ты гуманоидоед. Ты сожрал братца по разуму, вот!

— Да пошел ты со своим гуманоидом!

— Вэ-э-э! Мне хреново!

— Куда ж ты блюешь мне на джинсы!

— Не знаю, как вам, а мне ничего.

— И мне ничего.

— Просто классно!

— Да что там – хорошо пошел гуманоид!

— Да, вполне приличная закуска под водочку и треп про любовь!

— Про любовь? А что – это идея!..

Все резко сорвались из-за стола. Роняя рюмки, опрокидывая стулья, как от удара тока, вспоминая на ходу своих любимых – жен, подруг, любовниц, коханых…


— Вер, это тебе,- Безсонов стоял на пороге с букетом тюльпанов.

— Что с тобой? Любовницы дома не оказалось? – Вера смущенно вытирала руки о фартук.- Восьмое марта вроде как две недели назад было.

— Нет, правда – тебе.

— Ну спасибо,- Вера осторожно взяла цветы. Казалось, вот-вот и она отдаст их обратно.

— Вер, это еще не все.

— Ну? – жена настороженно подняла брови. Глядя, как она ждет от него вечного подвоха, Безсонов улыбнулся. Потом обнял ее и поцеловал. Не отрывая губ, быстро вспоминающих пережитый жар, взял на руки.

— Чего это сегодня с тобой?

— Да вот… про любовь вспомнил.

— Про любовь?! Так ты про нее забывал?!

— Так ведь любовью сыт не будешь!

— А без любви, Жень, жить невкусно.

март 2003 г.