*1*

Очень часто бывает так, что о существовании стоящей книги просто не подозреваешь, а если все же посчастливится прослышать о такой книге, то знакомство с нею обычно ограничивается чьим-нибудь пересказом, пускай даже и талантливым…

– Так происходит и с людьми, – словно читая мои мысли, молвила Клара, снимая с плиты закипевший кофе. – Живешь так, живешь с одним человеком всю жизнь и даже не задумываешься, что ведь есть еще мужчины другого полета. А потом внезапно прозреваешь и не то что сплетни какие-нибудь глотаешь о таких «самородках» – воочию видишь их, да еще и каждый день…

Я сидел за кухонным столом. Передо мной стояла чайная чашка. Ниточка моего внутреннего монолога оборвалась, и я молча наблюдал за тем, как моя бывшая жена наливает мне кофе, – в один момент его струя настолько утоньшилась, что сравнилась с нитью, но вот и она оборвалась. Я дунул на горячущий кофе, и он покрылся блестящей корочкой. Я постучал по корочке ложечкой, раздался звон.

– Опять? – спросила Клара, поднеся чашку ко рту. «Не опять, а снова», – про себя парировал я, не смея оторвать глаз от того, как Клара большими глотками пьет только что закипевший кофе.

– Как ты можешь его так пить?

– Хм, – хмыкнула Клара, – ты же знаешь, что в моих руках все становится нормальным.

– Только не я.

– Да ты вообще… мужчина, дошедший из ледникового периода.

Клара отставила чашку и подошла к окну. Нарастал гул отлаженного автомобильного двигателя. Клара вся напряглась, глядя в окно. Я не хотел видеть ее такой и уставился в свой кофе. На крепкой корочке, сковавшей его, я отчетливо представил себе то, что видела сейчас в окно Клара: вишневый «мерседес» остановился у цветочного ларька, тотчас из него выскочила возбужденная продавщица и протянула руке, высунувшейся из лимузина, великолепную вишневую розу. Но роза недолго задержалась в машине, вскоре ее вернули, приложив деньги, счастливой тетке, и та поспешила в направлении нашего дома. Я глянул на часы и услышал, как учащенно дышит Клара. Через минуту в дверь позвонили, и еще через минуту вишневая роза стояла у нас на столе. Клара продолжала смотреть в окно, из «мерседеса» показалась все та же рука и приветливо ей помахала.

Тем временем я заметил вялый листочек, который прилип к стеблю розы, и решил его снять. Но стоило мне прикоснуться к цветку, как он тут же почернел, обмяк, его головка безнадежно запрокинулась. В этот момент Клара повернула ко мне свое сияющее лицо.

– Идиот!! – заорала она, побагровев. – Зачем ты трогал розу?! У тебя не руки, а лыжные палки! Ты ни на что не годишься. Ты – неандерталец, ископаемый человек, ты – ледниковая тварь! Он ездит в такой тачке, а от тебя веет могильным холодом!..

Я постучал ложечкой о бронированную корочку, пытаясь остановить Кларино красноречие. Жена махнула на меня рукой, а другой засунула под мышку градусник. «Странная особа, после каждой ссоры меряет температуру, вечно путая ее с давлением», – подумал я, зная наперед, что у нее все будет нормально: и температура, и давление. Потому что Клара – совершенно нормальная женщина, она всегда была такой, и раньше, в пору нашей молодости, и сейчас – в период расставания. Не то что я, от которого действительно веяло невыносимым холодом, покрывшим кофе ледяной коркой и заморозившим розу,– а ведь раньше я был пылким как джигит и, давая прикурить Кларе, на любом ветру зажигал дыханием спички. Сейчас мне было очень холодно изнутри, я завидовал Кларе, потому что у нее появилась надежда в виде ежедневно высовывающейся руки, а у меня не было ничего, даже знаний о подобной надежде.

*2*

Мне было очень холодно, но я нашел способ, как с этим бороться: я вздумал выбить клин клином – холод вытеснить холодом. Потому я отправился в бассейн, славившийся своею ключевою водой.

По дороге в бассейн я решил вернуться к утреннему внутреннему монологу. Еще совсем недавно не ведая о творчестве Рудольфа Штейнера, сейчас я откровенно завидовал тому писателю, которому пришлось прочесть книги Штейнера и пересказать их, правда, очень лаконично. Но даже этих малочисленных строчек хватило, чтобы взбудоражить мое воображение. Я то и дело возвращался в памяти к тому месту, где говорилось, что люди до земной своей жизни прошли две стадии: Сатурновую и Солнечную. Отчего-то все это было мне очень близко, очень дорого, словно что-то предвещало… Вода в бассейне оказалась исключительно холодной, но не для меня, воспринявшего ее обыкновенно, – не так просто было выбить из меня клин безлюбия. Редкие энтузиасты, плескавшиеся в холодной воде, к которым я было устремился завязать разговор, на контакт со мной не пошли и демонстративно отплыли в противоположную часть бассейна. «Ну и хрен с вами», – выругался я, ложась на спину, как вдруг из их продрогшей гущи отделилась молодая особа и поплыла в мою сторону. Она была безнадежно некрасива, спасали ее лишь обаятельная улыбка и цвета рассветных сумерек глаза.

– Осторожно, не порежьтесь! – успел я предупредить ее, потому что вокруг меня плавала громадная флотилия острых льдинок. Но вместо того чтобы разогнать их, я стал лихорадочно собирать льдинки вокруг себя: я увидел, что девушка плывет ко мне без лифчика. «Ох уж эта молодежь!» – возмутился я про себя, а девушка иронично заметила:

– Да вы старомодны, как я вижу.

– Отчего же?

– Стеснительность – на сегодняшний день редкое качество для мужчины. Можно сказать, пережиток прошлого.

– Да-да, – поспешно согласился я, – моя бывшая жена называет меня ледниковым выродком.

Мне было стыдно, но я не мог оторвать глаз от обнаженной груди девушки.

– Скажите, вам тоже очень холодно… внутри?.. Вас тоже кто-то бросил?

– Вовсе нет, – весело рассмеялась девушка, – меня еще никто не бросал. Напротив, я переполнена готовностью полюбить. Оттого мне очень жарко… очень. Оттого я здесь, чтобы хоть вода остудила мой непомерный жар любви… Хотите попробовать, как пылает моя грудь?

Не дожидаясь ответа, девушка приблизилась ко мне; я с удивлением и страхом наблюдал за тем, как льдинки дымились и таяли, соприкоснувшись с ее телом.

– Кстати, а кто вы?.. Что вы тут делаете?.. Эти льдинки вокруг вас… это так странно…

– Я – бармен, – только эти слова я и смог прохрипеть.

– Бармен?.. Вот это здорово!.. А где же ваш коктейль?

Я неопределенно махнул рукой.

– Знаете что? – девушка лукаво уставилась на меня. – Забирайте свой лед, ледниковый… незнакомец, и поедемте-ка ко мне: у меня в баре есть полбутылки розового мартини.

Мы ехали в метро, за пазухой у меня покалывали слегка кусочки льда, мы знакомились и беззаботно болтали.

– Тебя бы не назвала жена ледниковым, если бы ты таковым себя не ощущал, – заметила Настя, перекатывая за щекой кусочек льда.

– Это так. Но Клара все же не права: я – выходец не из ледникового периода, а из Сатурнового.

– Из Сатурнового?.. А я тогда из какого?

– Думаю, что из Солнечного…

*3*

Дома Настя сама налила мартини в узкие фужеры, а я, расстегнув рубашку, высыпал лед в широкую пиалу.

– Тебе было не холодно держать на груди столько льда? – тихо спросила Настя.

– Нет. Я так промерз изнутри за последнее время, что даже и не надеюсь, что какой-нибудь холод в состоянии вытеснить из меня мой…

– Зачем же холод?.. Я предлагаю тебе свой огнь, сатурновый человек.

Она прижалась ко мне, и нас нежно окутало облачко пара, скрыв от глаз несуществующих зрителей.

Когда мы лежали нагие в постели, то беспрестанно таяли в объятиях друг друга. Зеркало, что размещалось рядом с кроватью, сначала покрылось молочной пеленой от исходившего от нас пара, затем пелена исчезла, и последнее, что я увидел в этом мире, было отраженное зеркалом восхитительное сияние, излучавшееся нашим любовным ложем…

В своей книге, пересказ которой я таки успел прочесть, Рудольф Штейнер пишет о том, что «человечество в Сатурновую эпоху было слепым, глухим и неосязаемым скоплением тепла и холода» и что «духи огня вселяли жизнь в тела тех «людей», которые тогда начинали сверкать и сиять». Вообще-то, я не склонен верить в духов, а засияли мы с Настей оттого, что с избытком напитались любовью…

*4*

В тот же день владелец вишневого «мерседеса» впервые отважился прийти в мой дом – как будто знал, что я превратился в сверкающий пар. Он разговаривал с Кларой, взяв ее за руки. На столе по-прежнему стояли две чашки с недопитым кофе, моя и Кларина, и обмороженная вишневая роза. Внезапно корочка в моей чашке треснула, и кофе закипел неизвестно отчего. В Клариной чашке, наоборот, оказался кусок льда. Зато ожила роза. Увидев все это, Клара вырвала из рук роскошного гостя свои руки и сунула под мышку градусник, но потом в сердцах швырнула его об пол.

Март 1995 г.

Из сборника «Комната на Петрозаводской. Год 95-й»