В одной таежной деревне невесть откуда появился новый мужчина. Он был необыкновенно хорош собой, силен и свободен. Выпив чарку-другую водки, он поучал деревенских: «Когда бы вид мой и был ужасен, я счел бы это сущим пустяком — ведь главное, что ниже пояса у меня все в полном ажуре». И еще такое прибавлял: «Один мой башковитый приятель вычитал в своем Писании, что бог презирал мужиков, у которых уд и ядра были жалкими». Незнакомец невзлюбил деревенских мужчин, но зато питал слабость к местной детворе. Вскоре все незамужние и замужние женщины понесли от него, а их отцы и мужья не осмелились даже роптать: такого страху нагнал на них пришелец.
Лишь в одном единственном доме жили прежней жизнью, будто ничего не происходило в деревне: хозяйка пекла хлеб и варила щи, хозяин коптил сало, вялил рыбу, красил кожу и клеил самодельную книгу. В тот дом и завалился одержимый гуляка и, едва переступив порог, принялся насиловать хозяйку. Муж ее попытался было заступиться за несчастную женщину, но непрошеный гость лишь плечом повел, и хрустнула шея обреченного…
Прошло время, высохли последние слезы на глазах женщины, от лихой беды и нескончаемого молчания губы слились в один рубец, протопталась отчетливо тропка к могиле прежнего мужа, а новый, почувствовав себя хозяином в доме, никак не мог стать отцом: его печальная жена все не беременела. Покряхтев, засомневавшись в себе, человек по второму разу обошел всю деревню, и вновь все местные бабы забрюхатели от него. Тогда он строго вызвал к себе жену и предупредил не мигая: «Если не родишь ребенка — убью!» Но женщина не полезла к насильнику в постель — он сам ее взял в новую ночь, — а, помолившись богу, стала прощаться с жизнью, обходя дом, тоскуя по убиенному мужу, трогая творения его рук и вдыхая их, будто мужнин, запах: аромат копченого сала, дух вяленой рыбы, запах крашеной кожи, аромат самодельной книги… И так хорошо стало на душе женщины, так легко и свободно душа встрепенулась, а головушка покачнулась, все поплыло-поехало перед затуманившимися глазами, и женщина упала на пол без чувств. Вскоре выяснилось, что она понесла. Новый муж с облегченьем вздохнул и стал с нетерпением ожидать рождения первенца. А вот и крик новорожденного грянул в избе: родился мальчик, как две капли воды похожий на… покойного мужа женщины. Взъярился было новый хозяин, да потом поостыл: ребенок-то в том не виноват, что не похож на него. Значит, другой будет одинаков с ним лицом и нравом. Закусил губу тот, у которого «уд и ядра» были на месте, и девять ночей кряду терзал в объятьях свою жену. Утомил ее вконец.
Женщина попросила у настойчивого супруга позволения, если и не передохнуть, то хоть воздуха глотнуть свежего. Но во двор не вышла, а украдкой к мужниным творениям подошла да к одежкам, кои еще остались, прильнула, шумно вдыхая, а потом вновь грянулась об пол. Через девять месяцев она родила второго сына, еще явственнее похожего на убиенного супруга. А как родила, так распался алый рубец на ее белом лице на пару чудесных губ, раскрывшихся для тихой улыбки.
Не сдержался от ярости владелец всесильных уда и ядер, выхватил ребенка и хотел было кинуть об пол, да младенец невольно ущипнул его за нос — и сразу сник человек. Хлопнул дверью и три недели не являлся: насиловал в дым деревенских женщин. Одна из них нежданно испытала к нему жалость и научила его, как поступить…
Появился он снова в доме и объявил жене о последней попытке, чтобы родила она ему его сына. После ночи нелюбви со вторым мужем отправилась женщина по привычке бродить по дому да вдыхать спасительный запах первого мужа. Да не тут-то было. Отовсюду веяло чуждым, грубым, неродным. Все пахло не так: и сало, и рыба, и кожа, а книги и в помине не было. Подкосились ноги у женщины, осела она на пол, прижалась щекой к теплым половицам и вдохнула их терпкий запах. И опять зачала и в положенный срок родила третьего сына — дом ведь тоже был делом рук покойного суженого.
Рвал и метал в тот день, будучи в исступлении страшном, новый хозяин, выгнал жену из дома, дом же спалил. От такого горя женщина тронулась умом и, заливаясь смехом безудержно, оставив ребятишек одних без присмотра, ушла куда глаза глядят. Но по прошествии скорого времени она вернулась к своим сыновьям, тиха, и, кажется, даже мысли вернулись к ней. В руках она несла чудесный букет. Накормив детей, она до самой ночи неотрывно вдыхала аромат цветов. Когда же цветы завяли, женщина опять куда-то исчезла и возвратилась с новым, еще более прекрасным букетом.
«Откуда у тебя эти цветы?» — спросил хозяин. «Их мне дарит покойный мой муж», — отвечала ему женщина. «Сумасшедшая!» — не поверил ей хозяин, но все же решил проследить за ней и оказался на кладбище, у могилы убитого им человека. Как раз в этот момент женщина поднимала с земли свежий букет. Хозяин вырвал цветы и безжалостно растоптал, саму же женщину толкнул на могильный бугорок и задушил.
Много народа собралось в день похорон, вся деревня пришла проститься с убиенной. Но дети ее, строгие сыновья, как две капли воды похожие на убитого отца, не дали людям закопать их мать, лишь укрыли ее отцовскими цветами, а наутро женщина неожиданно родила четвертого сына.
В страхе бежал из тех мест пришелец, но недалече: нагнали его двое уже подросших мальчиков и на глазах у младших братьев лишили самозванного отца не того, за ущербность чего презирал остальных бог насильника — не уда и ядер, — а целой жизни.
Москва — Акулово, март 1995 г.
Из сборника «Комната на Петрозаводской. Год 95-й»