Почтальоны

*1*


За семь дней до Нового года в городе выпал первый снег. Безымянные письмена Бога, как нередко называли его почтальоны. Одним из них была Кэти, девушка-почтальон двадцати двух лет. Она шла по тротуару, расчищенному трактором, несла на плече сумку с письмами неизвестных ей людей, наступала на письмена Бога и с тихим радостным ликованием поглядывала на свежие сугробы, выросшие на обочинах улицы. Под солнечными лучами верхушки сугробов блестели, как куличи, политые белой глазурью. Такие куличи пекла в детстве Кэти ее молодая мама накануне праздника, имя которого Кэти однажды выронила из памяти, как роняет невзначай чужие письма неопытный почтальон. А может, то была не мама, а бабушка. Кэти сейчас, пожалуй, и не вспомнит, кто точно баловал ее, маленькую, свежей ароматной выпечкой, предварительно вынув из нее ночную свечу. При виде сугробов у девушки проснулся аппетит, захотелось горячего капучино со взбитыми сливками, а к нему какое-нибудь пирожное или круассан. У нее была вторая смена, она только заступила на службу, но Кэти не могла отказать себе в желании побыть хоть немного в тепле и съесть сладкое. И не в положенный час, а немедленно. По пути попалось кафе с названием, еще менее определенным, чем неизвестность, и Кэти не раздумывая вошла в него.

Был обеденный перерыв, привычный для большинства офисов, вероятно, поэтому в кафе было многолюдно. Осмотревшись, девушка отыскала взглядом стол со свободным стулом. Сняла с себя сумку и куртку, повесила их на спинку стула, села. Напротив устроился парень. У него были короткие темные волосы и синие, как день за окном, глаза. Он пил чай. Подошла официантка, приняла у Кэти заказ и направилась к барной стойке. Парень с молчаливым интересом разглядывал девушку.

— Мы уже где-то встречались? – не выдержав его взгляда, спросила она.

— Сомневаюсь. Но то, что мы из одного круга, это наверняка, – парень поднял с пола сумку, точь-в-точь такую же, как сумка Кэти.

— А-а-а, так ты тоже почтальон!

— Выходит, что так.

— Почему на твоей сумке голубь черный?

— А у тебя какой?

— Вот смотри – белый.

— И правда белый. Ну не знаю. Наверно, мы из разных отделов.

— Наверно. Меня Кэти зовут.

— Да? А я думал Мирославой.

— Почему Мирославой? – невольно рассмеялась она.

— Я посмотрел, как ты вошла в кафе, и с первых минут решил, что так может шагать, размахивая сумкой, только Мирослава.

— Ха-ха-ха, ты совершенно не разбираешься в женских походках!

— И как же мне дальше с этим жить?

— Я бы помогла тебе, но не знаю твоего имени.

— Влад.

— Я так и думала.

На этот раз рассмеялся он. Смех у него был молодой, чистый и заразительный, как сегодняшний снег. Видимо, этот смех и привлек к их столику внимание подвыпившего посетителя. Ему было под пятьдесят или немногим больше. Он был чуть выше среднего роста, жалкий, неопрятный, с засаленными седыми волосами, почему-то показавшимися Кэти забытыми, отвергнутыми письменами Бога.

Подойдя к ним нетвердыми ногами, он принялся клянчить:

— Ребята, дайте двадцатку на стаканчик вина. А я вам за это кое-что покажу.

— Не надо нам ничего показывать. Держи и проваливай, – поморщившись, Влад неприязненно швырнул пьянчужке смятую купюру. Жадно схватив деньги, он спрятал их в карман, а в следующий миг извлек из него плоский прямоугольный предмет чуть больше ладони.

— Погоди отказываться-то, – усмехнулся мужчина. – Знаешь, что это такое?

— Нет, – равнодушно пожал плечами Влад.

— Эх, молодежь! А вот так узнаете? – назойливый незнакомец коснулся чего-то на вещице, и одна ее панель, сделанная, видимо, из стекла или иного прозрачного материала, засветилась. На панели обнаружились миниатюрные, размером с пуговицу для рубашки, рисунки.

— Ух ты! Красиво! – изумилась Кэти. – Что это?

— А вы не догадываетесь?

— Нет же, – нетерпеливо повторил Влад. Ему хотелось продолжить беседу с девушкой, а тут пьяница привязался с какой-то бесполезной игрушкой.

— Это – телефон, – вдруг четко и трезво произнес мужчина.

— А-а, точно! – поглядев еще раз на светящийся предмет, сказал Влад. – Я вспомнил: много лет назад люди активно пользовались такими приборами.

— С какой целью?

— Ну, я где-то читал, что по телефону люди слушали голоса друг друга.

— Да-а, немного ты знаешь.

— А вы расскажите нам про телефон, – улыбнулась Кэти. Ей почему-то стал симпатичен этот неприятный снаружи человек.

— Вы вправду этого хотите? Хорошо. Сейчас.

Мужчина отошел и тут же вернулся со стулом. Усевшись, он задумчиво, словно обращался к самому себе, произнес:

— Меня зовут Лир. Как одного выдуманного короля. Хотя, уверен, вы знаете о нем еще меньше, чем о телефоне. Ладно, я расскажу вам о том славном времени, когда я был так же молод, как вы. Тогда был интернет. Он был вроде вас, почтальонов, – мужчина кивнул на сумки молодых людей, – с той лишь существенной разницей, что внутри него циркулировала не кровь, а информация. Интернет рассылал письма мгновенно и во все уголки земли. Потом началась эпидемия смертельного вируса. Ученые быстро придумали вакцины и одолели тот вирус. Но ненадолго. Потому что другие ученые создали новый вирус гораздо опасней первого. Его можно было распространять через интернет и телефоны.

— И что потом? – увлеченный рассказом, спросил Влад.

— Все! Интернет умер. И телефон тоже. Он стал идеальным инструментом убийства. Любой звонок, любое смс-сообщение, любая картинка, даже самая милая и безобидная, могла использоваться для переноса ядовитого кода. Противоядия так и не нашли. А может, и не пытались. Тогда придумали вас, почтальонов. Почтальоны доставляли информацию несравнимо медленней, чем интернет, но их сумки были безопасней телефонов. Правда, почтальоны недолго жили в мире. Вскоре они разругались и разбились на две группировки – белых и черных почтальонов. Что означает каждая группировка, думаю, вы лучше меня знаете.

— Нет, – честно призналась Кэти. Она вопросительно посмотрела на Влада, но тот, помрачнев, отвел взгляд.

— Ну ладно, пойду за свой столик, – вздохнул Лир. – Не стану больше занимать ваше время. Спасибо за выпивку!

Мужчина ушел. Молодые люди какое-то время стыдливо молчали, словно рассказ случайного посетителя ненароком вскрыл какую-то тайну в их еще зыбком, едва зародившемся знакомстве.

Первым не выдержал молчания Влад.

— У тебя есть парень? – внезапно спросил он.

— Нет, – смутилась от неожиданности Кэти. – У меня есть мама и младший брат, – помедлив, зачем-то добавила: – Я решила жить сама и сняла квартиру. Тут неподалеку.

— Можно я тебя провожу?

Влад расплатился за капучино Кэти, и они покинули кафе. Про службу Кэти забыла напрочь.


*2*


Она снимала однокомнатную квартирку под самой крышей. Выше Кэти жили только голуби, белые-белые, как эмблема на ее почтовой сумке. Дом был старый, значительно старше ее неосознанных еще страхов и радостей, надежно спрятанных в ее непуганом подсознании. Из единственной, но довольно просторной комнаты окно выходило на светлую сторону. Окно имело форму девушки, поднявшей над головой руки и крепко соединивших их в замок. От предыдущего постояльца Кэти достались вылинявшие от долгой службы и смирения тканевые жалюзи. Они были неплотно опущены, словно нарочно, чтобы солнечные лучи, эти небесные пираньи, могли беспрепятственно проникнуть вглубь комнаты и в любой миг поживиться крохами одинокой жизни Кэти. коснуться ее рассыпчатых, как первый снег, русых волос. Но с приходом Влада с одиночеством было покончено. По крайней мере, на тот неопределенный срок, покуда его пальцы приручали ее тело, проникнув под ее верхние и нижние одежды. Его руки ласкали, ее губы шептали. Его слова были похожи на комнатные цветы без горшков – цветы, всеми силами стремящиеся обрести землю, грунт, почву под ногами. И этим грунтом в скором времени должно было стать кроткое лоно Кэти.

До кровати, застеленной наивными девичьими мечтами, было шагов десять – невыносимая долгота для обоюдного желания. Кэти швырнула на пол сумку, от удара о половицы она раскололась, словно переспелый плод, и наружу высыпались письма. Те самые письмена, которые, как искренне верила Кэти, еще не нашли своих адресатов, отчего у них был мизерный, но все-таки шанс быть прочитанными. Вот на них Влад и Кэти, не в силах совладать со вспыхнувшей страстью, упали и, путаясь в пальцах, волосах, поцелуях и объятиях друг друга, занялись любовью. После, почти одновременно откинувшись на ложе из нагретых их телами писем, вздумали забавы ради читать их вслух.

— Но это же нехорошо подглядывать в посторонние жизни, – поначалу воспротивилась Кэти.

— Зато читать их так же невыносимо сладко, как заниматься с тобой любовью, – усмехнулся Влад. – И вообще, почему это тебя так волнует? Это письма, которые вернулись, не найдя своих получателей. Они мертвы и только в нашей власти их оживить. Пускай даже на один миг.

Наугад выхватив из кипы писем случайный лист, Влад первым заглянул в незнакомую жизнь.

— «Твоя любовь заметает мне глаза, словно песок Сахары. Но я не щурюсь, не отворачиваюсь – я добровольно подставляю свое сердце ветру твоей стихии. Когда мне холодно быть одной – чаще всего это происходит во сне, – я прижимаюсь к теплому боку спящего белого медведя. Пускай, когда он проснется, он съест меня, пускай! Зато я счастлива, пока чувствую тепло его хищного тела».

— «Тепло хищного тела», – как завороженная, повторила Кэти. Луч заходящего солнца безнаказанно блуждал по ее обнаженным плечам и груди. Не в силах устоять перед искушением стать свидетелем чьей-нибудь безымянной, потерянной жизни, Кэти схватила следующий конверт. Так они и читали по очереди, точно запретные плоды, вскрывая чужие письма.

— «Надышаться тобой – мое единственное желание! Аромат твоего лона кружит мне голову, сводит с ума. Тоскую по твоему мускусному запаху. Дай мне вдохнуть его на полчетверти, дай мне надышаться тобой!..»

— «Любовь рельефна, любовь познается на ощупь. Плечи, грудь, бедра, ноги – ощущаешь эти сокровища, только когда любишь. Я люблю! В одно-два касания становится понятно, кто перед тобой – судьба или ее случайная, мимолетная тень…»

— «У любви нет вкуса. Наверно, поэтому всем, кому выпадает доля отведать это блюдо, всякий раз приходится его досаливать, заправлять маслами и пряностями своей души, чтоб почувствовать вкус любви. Зато по прошествии лет, когда будут исчерпаны, съедены все чувства, на сердце останется, словно шрам, долгое послевкусие любви. Оно не оставит в покое вашу память до тех пор, пока кто-то не протянет вам новое блюдо-любовь – сырое, незрелое – и вы не броситесь сообща придавать любви вкус и смысл…»

— «Любовь может скрежетать, а может мурлыкать, шипеть или шептать, рыдать или заливаться смехом, стонать или ликовать. Любовь – это и голос, и арфа, и мелодия, и ее Создатель. Любовь – это звук или тишина, первые ноты или сожженная скрипка. Любовь – это птичья трель или гулкое эхо. В сердце без звучной любви появляется червоточина…»

— «Всякий раз после прочтения твоих писем, в которых ты неизменно заявляешь мне в своей нелюбви ко мне, я держу эти жестокие, гадкие листы над пламенем зажигалки. Я надеюсь, что ты обманываешь меня в письмах, что истинные твои чувства, твоя не угасшая ко мне любовь спрятаны между строк, в молекулах чернил, в атомах точек и запятых. Я выжигаю огнем твою нелюбовь, я рыскаю по пустому бумажному полю, как голодный зверь, в поисках последних, случайных, жалких огрызков твоей любви…»

— «Я люблю перечитывать твои письма. В них столько безмятежной, здоровой глупости, которой пронизано твое единственное стремление, твоя неисправимая суть самки. В жизни ты похожа на жертву каких-то немыслимых, мрачных обстоятельств. В письмах ты нага, вызывающа и ясна, как чистый безоблачный день. В жизни твой разум затмевают бесконечные страхи и сомнения, в письмах правит твое подсознание, выдавая в тебе не конченую жертву, а неуемную самку, изощренную повелительницу страстей!..»

— «Любимая, давай встречаться не только на страницах писем! Хочешь, я назначу тебе дуэль? Ты убьешь меня с первого выстрела, я умру в твоих объятиях, а ты оживешь в моих! Писать письма удел скопцов и неудачников. Нам уготовлена участь сладких маньяков и убийц, отливающих пули из алых своих сердец…»

— У меня нет пододеяльника и простыни, – призналась Кэти.

— Зато у тебя есть конверты и письма, – ухмыльнулся Влад и, вытащив из-под себя горсть непрочитанных писем, подкинул их вверх, словно голубей.

— Но у меня нет чернил.

— Чепуха! Теперь в тебе есть мое семя.

— Ах, у меня нет слов!

— Слова не нужны, когда есть семя.

— Твое семя склюют почтовые голуби.

— Не склюют. Я сверну им шею.

— Дурачок!

Чиркнув по жалюзи последними лучами, ржавыми и колючими, как старая проволока, солнце наконец село. Письма тут же почернели, скукожились, растворились в стылом мраке, окутавшем дом. Остались белеть и светиться лишь тела Влада и Кэти, разгоряченные чужой любовью. Они обнялись и поцеловались.


*3*


Утром, когда лучи света, худосочные и вялые после долгой ночи, еще едва розовели и отогревались в теплых волосах спящей Кэти, Влад ушел. Заскочил в кафе, сел на привычное место. Внутри завтракала редкая публика, невыспавшаяся, голодная и мрачная, словно пробуждение для нее было равносильно смертельному наказанию. Бросил беглый, пытливый взгляд на посетителей, тщетно пытавшихся растопить в черном кофе или чае, будто сахарную пыль, остатки белого сна. Знакомого пьянчужки среди них не было.

Вместе с американо и круассаном с ветчиной и яичницей официант принес на отдельной тарелке конверт. При его виде Влад заметно побледнел, отодвинул прочь завтрак. Вскрыл дрогнувшей рукой. В конверте лежали деньги и лист бумаги, сложенный пополам. Тридцать, сначала отсчитал он деньги. Как всегда, тридцать. Потом заглянул в послание. В нем было лишь имя, возраст и адрес: Никита, 5 лет, ул. Воскресенская, 33, кв. 18. Эх, всего лишь пять, поморщился Влад. Что у них там, совсем крыша поехала? Прежде чем спрятать деньги, он вынул из кошелька фотокарточку. На ней была женщина лет сорока пяти. Судя по снимку ей явно нездоровилось, что-то приносило ей боль и мучение. Но было еще кое-что, что заставляло смотреть на эту карточку с нескрываемым удивлением и интересом. Женщина на снимке была как две капли воды похожа на Влада. А может, это он был продолжением ее. Поцеловав карточку, он аккуратно спрятал ее в кошелек, небрежно запихнул в него деньги. Встал и, не расплачиваясь, направился к выходу из кафе.

По пути свернул в туалет. Порылся в сумке, выудил из груды писем картонную коробку, откинул крышку. В коробке оказались миниатюрные игрушечные фигурки: всадник с вздернутым вверх копьем, еж, каштан в колючей скорлупе, елочка, дикобраз, морская звезда и ветка розы. Влад вывалил все в раковину и стал с задумчивым видом перебирать. Выбрал силиконовую елочку, невзрачную и поникшую, словно настоящее деревце, долгое время лишенное полива и заботы. Откуда ни возьмись в руке парня появился шприц. Влад надломил верхушку елочки и точным движением ввел в нее шприц. Игрушечное деревце тут же выпрямилось и ощетинилось сотнями колких иголок.

— Наркоман гребаный! – раздался вдруг за спиной чей-то ворчливый женский голос. – Руки прочь от живой природы!

На миг прикрыв глаза, он резко обернулся. Позади стояла пожилая уборщица со свирепым не по годам взглядом и шваброй наперевес. С мокрой тряпки, словно чья-то жалкая, пропащая кровь, капала грязная вода: кап-кап-кап.

— Лови! – крикнул он и швырнул старушенции колючий шарик каштана. От неожиданности она опешила и, выронив швабру, послушно поймала игрушку.

— Ай! – вскрикнула она, уколовшись о пластмассовые шипы, а в следующую секунду безвольно осела на кафельный пол и, дернувшись всем телом, испустила дух. Влад спрятал в сумку игрушечную елочку, остальное содержимое коробки выкинул в урну. Переступив свежий труп, вышел вон.

Не доходя один квартал до дома, в котором жила цель, Влад неожиданно выбросил уколотую шприцом елочку, равнодушно втоптал ее каблуком в снег, затем прошелся вдоль ряда уличных торговцев, сбывающих всякую всячину, вплоть до истертого воспоминаниями прошлого и ворованного будущего, и наконец отыскал то, что хотел. Елочка была маленькой, чуть больше комнатной герани, и росла, как цветок, в глиняном горшке. Влад купил живую елочку, коробку шоколадных конфет и, чему-то улыбаясь, вошел в подъезд неказистого и обшарпанного, как его молодая непутевая жизнь, дома. Цель жила на четвертом этаже в квартире номер 18. Это был милый пятилетний мальчик с большими выразительными глазами и улыбкой, порхающей на его детских губах, подобно доверчивой бабочке. Господи, как же он обрадовался, когда увидел почтальона на пороге своего дома! Неужто я его уже где-то встречал, мелькнула у Влада тревожная мысль, но он тотчас ее отмел. На работе он не смел раскисать. На работе он был кремнем. Непробиваемым черным почтальоном.

— Привет, – постарался он улыбнуться как можно доброжелательней. – Я принес тебе посылку от Деда Мороза.

— Так ведь рано еще! – одновременно обрадовался и удивился ребенок.

— Ты же Никита, верно? – на всякий случай уточнил Влад.

— Да-а, – изумленно протянул мальчик. – Откуда ты знаешь, как меня зовут?

— Дед Мороз сказал мне по секрету. Он захотел, чтобы ты первым получил новогодний подарок. Держи!

Влад протянул малышу конфеты и комнатную елочку.

— Почему она в горшке? Она что, ненастоящая?

— Ну, не знаю. Это домик для елочки. Дед Мороз решил, что ей там будет лучше.

— Я буду поливать мою елочку. Пока она не вырастет большой-пребольшой, как ты, – Никита улыбнулся Владу, отчего тот невольно попятился к двери. – А конфеты отдам сестре. Она любит сладкое.

— У тебя есть сестра? – упершись спиной в дверь, рассеянно спросил Влад. Ему было пора уйти, но он не мог это сделать, не выполнив задания. Никита был славным, но он был обречен. Напрасно Влад выкинул отравленную елочку. Но в его сумке еще остался шприц, пустой лишь наполовину, а значит…

— Мама тоже обожает конфеты, – вспомнил Никита.

— Мама? – едва не застонал Влад. – Ты любишь маму?

— Конечно. Моя мама лучше всех.

— «Лучше всех», – глухо повторил почтальон. Охваченный внезапной яростью, он сжал губы, да так сильно, что прикусил одну. До капли крови. Совладав с чувствами, сказал: – У меня тоже есть мама. Хочешь, я покажу тебе, как я ее люблю?

— Хочу.

Влад вдруг наклонился к мальчику и порывисто поцеловал, на один-единственный миг прижавшись своими губами к детским губам. После чего черный почтальон вышел, а ребенок потерял сознание. Беспомощно замер на полу, точно маленькая сломанная елочка.


*4*


Смена Кэти закончилась в четыре пополудни. Ранние зимние сумерки гусиным бабушкиным пухом окутали город и теперь мягко и не спеша отогревали продрогшую за день его каменную душу. Город сбавил обороты, умерил пыл, приглушил звуки и, с облегчение выдохнув дневные заботы и страхи, в приятном томлении ожидал наступления электрического рассвета. На плече Кэти болталась пустая сумка. За смену девушка разнесла почти триста писем и, уставшая, счастливо брела в сторону своего дома. Она представляла себе, как люди за чашкой чая или укрывшись пледом, а может, в волнении затягиваясь сигаретой, читают сейчас письма, которые она бросила в их почтовые ящики, и переживают давно забытые чувства. Одни испытывают долгожданную радость, другие – безмерное горе, третьи разочарованно складывают листы пополам, четвертые их нервно рвут на клочки, пятые страстно целуют каждое печатное слово, а шестые смеются до слез, скача взглядом по строкам, а потом, отложив в сторону письмо, долго с улыбкой смотрят в пустое окно. Увлекшись фантазиями, Кэти не заметила, как улыбнулась сама, да так, с улыбкой, и подошла наконец к дому.

Возле ее подъезда замерла скорая и столпились люди. Неподалеку встала полицейский автомобиль. Коренастый парень в униформе опрашивал двух женщин, соседок с третьего и пятого этажей. Рядом скучала, то и дело зевая, девица, тоже в форме полицейского, с жутким черным ртом и накрашенными красной помадой глазами. Нет, Кэти ошиблась: глаза у девушки были красными от хронического недосыпания или чего-то другого хронического. Кто-то плакал навзрыд, словно хотел утопить в слезах пустыню своих нескончаемых бед и несчастий. «Мама!» – вскрикнув, сорвалась с места Кэти. Проскользнула тенью мимо полицейских и скорой – из окна скорой обожгли щеку Кэти, точно шальная пощечина, слова врача или санитара: «Ребенка заразили вирусом». Она по инерции проскочила еще пару шагов и увидела мать, в немом отчаянии наклонившуюся, будто кривое дерево, над маленьким сыном. Неподвижный, он лежал на носилках, которые в этот момент вынесли из дома два санитара. «Никита! Мама, что с ним?!» – истошно взвыла Кэти. Мать безутешно раскачивалась из стороны в сторону, подобно колоколу в заброшенной церкви. Не дождавшись ответа, девушка метнулась в подъезд, на бегу включила фонарик: в подъезде сгустилась тьма, точно черный консьерж, ощупывая входящих. Пронзая иглой своего молодого тела мрак лестничных пролетов, влетела на четвертый этаж, на миг запнувшись, отворила двери в родной дом. А там конфеты на полу разбросаны. У беды, кто бы мог подумать, запах шоколада.

В прихожей, тонко уловимый, стоял дух чужого. Кэти, заранее ненавидя незнакомца, хищно втянула в себя его запах, а в следующий миг едва не задохнулась, бессильно осела на пол, беспомощно прислонившись спиной к двери. Кэти показалось, что здесь был он – ее ночное счастье, ее руки-ноги-губы-любовь, ее нежданное прозрение, ее тихий ах-восторг, нескромное оправдание ее унылой, постной, жалкой жизни, взорванной им, посланной в тартарары одним-единственным прикосновением его языка к ее языку. Быть такого не может! Она выскочила, как ошпаренная, из собственного дома, скатилась по лестнице вниз, как обездоленный колобок, вывалилась неуклюже из подъезда наружу и, налетев на полицейского, наконец дала волю слезам. Он погладил ее как маленькую и печально повторил слова безымянного врача:

— Твоего брата заразили.

— Кто?! – задрала, точно шпагу, в слезах лицо.

— Наивная. Спроси чего-нибудь полегче, – устало фыркнула напарница полицейского. – Я шестой год ищу убийц отца. Ни одной зацепки.

— А я найду! – вдруг вызывающе заявила Кэти. И, неприязненно отпрянув от полицейских, пошла прочь.

Никита был для Кэти всем. Ах, она боялась себе в этом признаться: младший брат был дороже ей родной матери. Никита! Она обожала запах его волос, теплый свет детской макушки, его нежную кожу, тонкие руки, вечно просящий, ненасытный, алчущий любви взгляд не по-детски допытливых глаз, его подкупающую смиренность и притягательную ласку, с которой он устремлялся к каждому новому дню, каждому новому человеку, незнакомому слову и случайному обещанию. Да что там говорить, Кэти без ума была от Никиты! За него не раздумывая была готова отдать свою жизнь. А взять чужую, казалось ей, было еще проще.

Она вышла на проспект. Там было ветрено. Ветер всегда дует за границей покоя, пускай даже мертвого. Кэти накинула на голову капюшон, втянула голову в плечи, но упрямо продолжила путь. Ветер дул в лицо нестерпимый. Он выдувал из груди Кэти, словно душу, последнее тепло, он вытравливал из ее доверчивой головки, закоченевшей, точно яблочный кочан, брошенный на снегу, последние смелые мысли, ветер лишил ее сердце любви и воли. Измотал и вынудил свернуть с прямого пути. Пригнув голову и закрыв рукой лицо, Кэти сделала шаг в сторону, а когда отвела руку, отогнала на миг ветер, неожиданно обнаружила, что стоит перед дверью в знакомое кафе.

Внутри играла незатейливая музыка, пахло сладкой выпечкой и было спокойно, как в доме Кэти, когда в нем еще жила ее бабушка. В кафе было многолюдно. Люди жадно упивались теплом и безмятежностью и в этом были схожи с книжными чудовищами, опьяненными кровью жертв. Оглядевшись по сторонам в поисках свободного стула, Кэти вдруг увидела Лира и даже приоткрыла рот от удивления. Лир был в старомодном, но по-прежнему не утратившем лоска костюме-тройке серого цвета, в светло-голубой сорочке и бордовом галстуке с эмблемой давно сгинувшей империи. Лир был абсолютно трезв и идеально выбрит, как и подобает выглядеть стареющему человеку родом из обветшалого культурного прошлого. Кэти сама подошла к нему.

— Хотите выпить? – предложила без лишних слов.

— Вряд ли мне это удастся, – не отводя от нее взгляд печальных глаз, неожиданно отказался он.

— Почему?

— Нам предстоит долгий, откровенный разговор.

Они сели за тот самый столик. Лир положил на стол знакомый Кэти телефон и, глядя ей в глаза, без обиняков сообщил, словно Кэти давно была с ним в сговоре:

— Нас лишили интернета, света и любви.

— Я сегодня ночью занималась любовью, – нервно парировала она.

— Простите, – тут же пошел на попятную он. Улыбнувшись, накрыл ее руку своей ладонью. Она заметно дрожала. – Вы прелесть, Кэти. Но будьте осторожны: вдруг он маньяк. Или, что еще хуже, черный почтальон.

Выдернув руку из-под руки Лира, Кэти в отчаянии стиснула виски. В тот же миг перед ее глазами в обратном порядке пронеслась лента воспоминаний о недавних событиях. Вот они с Владом читают чужие письма о любви, вот занимаются своей любовью, вот он провожает ее к дому, вот они, сидя в кафе, слушают странный рассказ подвыпившего незнакомца, а до этого пьют кофе и хохочут, а еще раньше ненароком знакомятся, поддавшись внезапной симпатии друг к другу. И тут Кэти мысленно, в памяти, бросила косой взгляд на сумку Влада и заметила на ней крошечную эмблему с изображением черного голубя. Черт, как она сразу не придала этому значения!


*5*


— Э-э, да на тебе лица нет, – вынув из нагрудного кармана пиджака накрахмаленный, как нарисованный снег, платок, Лир бережно промокнул им слезы, влажными диамантами высыпавшие на и без того красивом лице Кэти. – Что стряслось, девочка?

— Братика заразили, – нехотя выдавила из себя она.

— Хм, сто пудов это происки черных почтальонов, – не задумываясь хмуро объявил он.

— Зачем им это? – перестав брызгать жалкими слезами, вскинула она гордое личико.

— Работа такая у них. Ты письма разносишь, людей радуешь, а черные почтальоны разносят вирус. Зараженными людьми, спасшимися от неминуемой смерти, легко манипулировать. Собственно, для этих целей вирус и создали.

— А вакцинированными? Они поддаются внушению?

— Конечно. Как кролики, отданные удаву на обед. Ими управлять еще проще. Ведь эта категория людей заранее согласилась быть зависимыми от тех, кто придумал яд и противоядие… Кэти, что говорит полиция? Ты видела копов?

— Полиция в тупике.

— Да, от копов вообще мало проку. Раньше пользовались видеокамерами. Их устанавливали везде где придется. Они снимали преступников, ловя на горячем. Это было неоспоримым доказательством для страж порядка, помогавшим запрятать мерзавцев за решетку. Потом системы видеонаблюдения запретили.

— Почему? Они тоже научились убивать, как интернет?

— Вряд ли. Скорее, они фиксировали тех, кто убивал. А кое-кому этого не хотелось… Скажи, в твоем подъезде горят лампочки. А на лестничной площадке?

— Не-ет, – растерялась она, застигнутая врасплох вопросом необыкновенного собеседника. – А что, должны? Я пользуюсь фонариком.

— Когда мне было столько, сколько сейчас тебе, подъезды в многоквартирных домах освещали электрические лампочки. Потом ими перестали пользоваться.

— А лампочки-то кому помешали?

— Вероятно, от них отказались по той же причине, что и от видеокамер.

— Наверное, это очень удобно, когда поднимаешься или спускаешься по освещенной лестнице, над твоей головой горят лампочки и тебе не нужно повсюду таскать с собой фонарик, – она грустно улыбнулась и обреченно покачала головой. – Кажется, теперь я понимаю, почему вы сказали: «Нас лишили интернета и света».

— И любви, – эхом отозвался Лир. Развязав дрожащей рукой узелок на галстуке, спросил: – Хочешь, помогу тебе найти того подонка?

— А смысл? Он уже сделал свое дело.

— Не спеши сдаваться. Вакцина в крови того, кто заразил твоего брата. Есть шанс спасти его, если ты поторопишься.

— Что?! Почему вы раньше об этом молчали?! – она хищно сверкнула очами. Если б в этот момент у нее оказался хвост дикой кошки, она неминуемо задушила бы им Лира.

— Не смотри на меня так, – смиренно произнес Лир. – Я не всегда бухал. Несколько лет проработал в одном научном Центре. Начинал с лаборанта, вырос до старшего научного сотрудника, а под конец возглавил исследовательский отдел. Руководил им три года вплоть до своего ухода из Центра.

— Разрабатывали квантовый генератор?

— Хуже. В том Центре создают вирус.

— До сих пор?

— Конечно. Твоего же брата заразили сегодня.

— Вы негодяй, подлец! – она едва не задохнулась от ярости.

— Я знаю, – с прежней кротостью согласился он. – Поэтому в свое время решил уйти из Центра.

— Удалось?

— Мне – да. А жене нет. Она со мной работала.

— И что?

— Она попала в первую экспериментальную партию черных почтальонов. Она даже заразила одного бедолагу. Но ей, к несчастью, стало жаль того человека. Она спасла его, но заплатила за это своей жизнью.

— Сочувствую вам.

— Спасибо. Это случилось давно, свыше двадцати лет назад. Ее уже не вернешь и меня тоже: я опустился, стал алкоголиком. Поэтому я не хочу, чтоб вы повторили мой горький опыт, – Лир неожиданно перешел с Кэти на «вы». Побледнев, взволнованно продолжил: – Вы обязаны найти черного почтальона, который заразил вашего брата! Если вы этого не сделаете, он может заразить еще десятки, сотни людей!

— Но как я смогу его найти? – тоже волнуясь, спросила она. – У меня нет ни одной зацепки.

— Я научу вас читать письма, которые посылает вам жизнь.

С этими словами он протянул Кэти предмет, отдаленно похожую на лупу, которыми обеспечивали почтальонов со слабым зрением, дабы они могли прочесть имя и адрес получателя на конверте.

— Это – ванганокль, – предваряя Кэтин вопрос, сообщил Лир.

— Чего?!

— Сейчас объясню.

И Лир принялся рассказывать Кэти о таких вещах, о каких не было написано ни в одном письме, которое она когда-либо держала в руках и которое ей еще только предстояло отнести. Закончив рассказ, Лир, обессиленный, откинулся на спинку стула.

Кэти терпеливо ждала, не отводя взгляда от его неприятного, болезненного лица.

Наконец, отдышавшись, Лир зачерпнул руку в боковой карман пиджака и выудил оттуда… пистолет.

— Ух ты! Что это?

— Средство против вируса.

— На нем много крови, – поморщилась она.

— Нет, только одна, – глухо отозвался он. – Видишь ли, я должен был заступиться за свою жену. Пускай даже тогда, когда в этом уже не было смысла.

— На вашем месте я бы тоже не простила смерти близкого человека.

— Будь на своем месте, Кэти. А месть от тебя никуда не денется.

— Теперь я могу идти? – спрятав пистолет в рюкзак, спросила Кэти. Голос ее прозвучал неожиданно официально и сухо, словно она заподозрила подвох в словах и поступках странного нового знакомого.

— Погоди, есть еще кое-что, – на миг замешкавшись, Лир полез в другой карман и вынул шприц с колпачком. Шприц был полным.

— Еще одно средство против вируса? – напряглась она.

— Вирус на вирус дает плюс.

— Не поняла. Так это вакцина или нет? Она поможет убить дрянь, которым заразили Никиту?

— Нет. То, что в шприце, поможет тебе одолеть черного почтальона. Эти ребята чрезвычайно сильны. Голыми руками ты с ними не справишься. Больше года я работал над новой вакциной. Но вышло совсем не то, что хотел.

— А что вышло?

— Допинг. Он способен увеличить твою физическую силу в несколько раз. Этой силы должно хватить, чтоб ты могла завалить черного.

— Хм, ладно, проверю на практике.

Засунув шприц в лифчик, Кэти резко встала и, не прощаясь, шагнула к выходу из кафе. Проводив ее печальным, сочувствующим взглядом, Лир снял пиджак, с пренебрежением швырнул его под ноги, заказал у официанта бутылку водки и принялся пить, сосредоточенно и до дна.

Кэти наугад брела по улице. Мимо пронесся автобус. Когда-то, когда Кэти была совсем крохой и смутно понимала, что происходит вокруг, салон любого общественного транспорта состоял из множества отдельных, изолированных кабинок. Власти города считали, что таким образом можно защитить людей от вируса, спасти друг от друга. Но вскоре, после того как популяция людей, понеся значительные потери в пик торжества вируса, сумела восстановить свои ряды, новая власть вместо того, чтобы пустить дополнительные автобусы, пошла на ухищрение – приказала объединить в городском транспорте несколько ячеек. С тех пор автобусы стали называть «морским боем». Кэти не понимала смысл этого слова, но ей было прикольно, ей казалось, что автобусы «морской бой» вынес на улицы незримый фантастический прибой.

Тут и там встречались киоски-автоматы. В них продавалась всякая всячина. Кинув в щель монету, Кэти купила мороженое. Кэти обожала мороженое в лютый мороз и знойный день. Мама рассказывала, что до киосков в городе действовали терминалы, которых горожане называли «заводными сантами». Источником энергии для них служила энергия сжатой пружины, спрятанная в них: распрямляясь, пружина приводила в действие рычаги и манипуляторы торговых терминалов. Потом то ли одержимость вандалов, то ли равнодушие горожан привело к тому, что санты исчезли и на их месте появились примитивные киоски. Ох и холодное было мороженое! От него ломило зубы и захватывало дух. Но даже мороженое не могло заморозить чувство ярости, клокотавшей в кипящей, точно смола, душе девушки.

Она смотрела вокруг себя, смотрела под ноги и перед собой и не видела ровным счетом ничего. Затем прикладывала к левому глазу ванганокль и видела то, о чем не могла даже помыслить. Вместо одиноко опавшего, покореженного осенью кленового листа замечала вдруг чье-то измятое, битое судьбой письмецо. На месте жухлых листьев видела кучу жалких, забытых, ни разу не тронутых любимыми и любящими пальцами конвертов. Она смотрела на брошенные защитные маски, а видела прощальные листы. Пустые пачки из-под сигарет ей представлялись сквозь волшебный окуляр ванганокля выпотрошенными и преданными бандеролями. А сам окурок, холодный и одичавший от людской отчужденности, виделся перстом божьим – старым корявым и одеревеневшим от равнодушия безымянным пальцем.

В ее сердце кольнуло, голова закружилась.

— Вам плохо? – услышала рядом чей-то сочувственный голос.

— Нет, спасибо, – она отвергла безымянную помощь. И выронила ванганокль. А в следующий миг начала различать кругом то, что ей не являлось даже в самом жутком сне. Гирлянды, конвейеры листов, которые пытались заговорить с ней отчаянными, молящими о помощи письменами. Эти письма вопили исступленными бумажными голосами. Эти письма роняли наземь шальные галки и вороны, царствующие в ветвях черных деревьев, в них сворачивали самокруток стремные бомжи, их сметали в кучи беспощадные дворники, их золотило ломкими лучами обескровленным стылым вечером закатное зимнее солнце.

И вдруг в мгновение ока все переменилось! То ли бомж плюнул, то ли дворник обронил искру былой любви, то ли закат выдохнул последний дневной жар – этот бикфордов шнур воспоминаний, признаний и откровений, но письмена вокруг вдруг затлели, задымились, вспыхнули и горящей пороховой дорожкой устремились навстречу густеющей, как пролитая кровь, ночи. В первый момент отстранившись назад, Кэти в следующий миг подалась вперед. «Вот он, след!» – пронеслось в ее голове. И она, хищно поведя ноздрями, бросилась сквозь подворотни, подвалы, арки, подъезды, чердаки, кинулась вскачь по лужам, ползком по теням от фонарей, устремилась звериными прыжками через открытые люки и закрытые шлагбаумы в ту сторону, куда вел остывающий пепел чужих писем…

Неизвестный черный почтальон жил на окраине спального района, безымянного и безликого, как сиротливая пустошь, простиравшаяся за его серой бетонной границей. Болезненное воображение или нечеловеческое чутье Кэти привели ее к двухподъездному многоквартирному дому. Последний жребий – что выбрать, подъезд слева или справа? Кэти, чуть помешкав, вошла в тот, откуда веяло опасностью. А может, это был запах давно не чищенного мусоропровода?

Решив действовать наверняка, Кэти отказалась от лифта и пошла наверх пешком. На шестом или седьмом этаже ей вдруг снова стало дурно, ноги подкосились, словно из них внезапно изъяли все кости, суставы и мышцы, а взамен ноги набили ватой. Голова закружилась, ко рту подкатила волна неизбывной горечи и печали. Кэти вырвало, и она, шатаясь и причитая немыми губами, села на холодные каменные ступени. Вдруг ее озарило: она вспомнила про вакцину, которую ей дал в кафе Лир. Он что-то говорил про невероятную, фантастическую силу, которой способен наделить человека этот препарат. В глазах туманилось и двоилось. Внизу послышались чьи-то шаги. Надо спешить! Кэти слабой рукой достала из ложбинки меж грудей шприц, сняла с иглы колпачок и хотела было ввести ее себе в правое бедро, но рука дрогнула, пальцы самопроизвольно разжались, и шприц пинг-понговым шариком покатился по ступеням. А в следующее мгновение снизу показался Влад.

— Кэти?! Ты? Что ты здесь делаешь?

— Я пришла тебя убить, – с облегчением выдохнула она всю накопившуюся за день ненависть. И без памяти рухнула навзничь – Влад едва успел подхватить ее на руки.


*6*


Он внес ее, как букет роз, в свой дом, боясь одновременно помять ее хрупкие плечи и уколоться об острый отчужденный взгляд. Уложил на неприбранную кушетку, заглянул сверху вниз во влажные глаза Кэти, пытаясь найти на их сером озерном дне камушек-ответ: что стряслось?! Но несчастные глаза Кэти продолжали молчать, и Владу пришлось заговорить первым.

— Что с тобой?

— Мне плохо, – она с трудом выдавила из себя два скупых слова, как остатки зубной пасты из тюбика.

— Плохо?

— Очень.

— Ух ты! Как я могу тебе помочь?

— Шприц…

— Шприц?

— Да. Я выронила его там, на лестнице.

— Сейчас, я мигом! Ты только того держись!

Он кинулся вон, споткнулся о порог, едва кубарем не скатился с лестницы, отыскал шприц в чьем-то жемчужном плевке. Принес в вытянутой руке.

— Игла грязная.

— Плевать, – поморщилась она. – Подержи ее над огнем.

Он тут же исполнил ее указание – действовал точно и слаженно, словно всю свою жизнь спасал Кэти.

— Куда тебя уколоть?

— Я сама. Дай сюда шприц.

Она неловко ввела неизвестную инъекцию в бедро, прислушиваясь к своему организму, обмерла. Вдруг ее рот перекосило, зрачки расширились, почти перекрыв белки глаз – а в следующее мгновение она свирепой хищницей набросилась на него. Схватив его за грудки, подкинула, как кошеня, к потолку, поймала, за волосы провезла волоком по полу, снова подняла, швырнула об стену, пробила им гипсокартонную перегородку, полезла следом за ним в рваную дыру и, схватив двумя руками его окровавленную, истерзанную ее безумством голову, стала трясти ее как грушу.

— Зачем?! Зачем ты убил моего брата?!

— Я никого не убивал, – слабо сопротивлялся он.

— Врешь! – она выдернула откуда-то, как с того света, фотокарточку Никиты. – Сожри его целиком, тварь!

— Никита?! – оторопел он. – Но это какая-то ошибка. Я не знал, что он твой брат.

— А если бы знал? Подонок! Как у тебя рука поднялась на ребенка?! Ты заразил его!

Она отстранилась от него, как будто он сам был безнадежно заражен вирусом. – Откуда в тебе эта готовность убивать? – ее глаза вновь расширились, став похожими на жерла пистолетных стволов. – Боже, я с тобой занималась любовью!

— Я убивал, чтоб жили другие, – дрожащим голосом произнес он.

— Козел! – она рывком приставила к его лбу пистолет. – И кто ж эти другие?

— Мама.

— Нет, только не это! – она выронила пистолет и безвольно обмякла.

— Мама тяжело больна, – он взял с пола пистолет, вложил его в ее слабую руку. – Но ты должна довести дело до конца. Исполни свой приговор! – он поднял ее руку и приставил ствол пистолета к своему сердцу. – Я больше не могу так жить. Не могу жить.

— Сможешь! – вдруг зло процедила она. – Ты обязан жить, сволочь!

— Да что с тобой, Кэти?

— Я беременна.

— Что-о?!

— У нас будет ребенок.

— А-а-ах, – простонал он счастливо, осторожно притянул ее к себе, а она обмякла и, как час назад на лестнице, упала в его объятия.

— Моему ребенку нужен живой отец, – вот и все, что она успела прошептать, прежде чем снова лишилась чувств.

Скорая увезла Кэти в медбокс. Бабушка в последние годы своей жизни часто болела. За чашкой чая нет-нет, да вспоминала нехотя свое прошлое. Рассказывала невероятные вещи. Будто бы когда ей было столько же лет, сколько маме Кэти тогда, когда бабушка вспоминала свои необыкновенные истории (а в то время маме было немногим больше тридцати), не было в городе никаких медбоксов, а были учреждения с необычными названиями «поликлиника» и «больница». Если человек заболевал, рассказывала бабушка, он шел в больницу. Там работали врачи, тоже люди. Но у них были знания: они могли по каким-то лишь одним им известным признакам определить, чем болен человек. Фантастика! Ну а если человек чувствовал себя настолько плохо, что не мог дойти без посторонней помощи до поликлиники, к нему на дом приходил сам врач. Наверное, бабушка все это придумала. К старости она стала заговариваться, не доверять настоящему и приукрашать прошлое.

Потом все стало стремительно меняться. Сначала врачи перестали приходить на дом к больным – научились выяснять причины болезни на расстоянии. Несмотря на это, новое поколение врачей называли себя «домашними». Они по телефону рассказывали больным, как им следует лечиться. Кэти считала эту способность врачей тоже фантастической. Потом запретили телефоны, а вскоре отменили и этих врачей. Никого не оставили. Вместо больниц и врачей-людей придумали медбоксы.

Эти учреждения были чем-то схожи с продуктовыми маркетами. Работали они все по одной и той же схеме. Человек, почувствовавший недомогание, приходит в медбокс. Внутри стоят сканеры. Они сканируют человека и, выяснив, чем он болен, предлагают ему варианты лечения. У каждого варианта своя стоимость. Чем лечение менее эффективно или имеет побочные последствия, тем оно дешевле. Для малоимущих тоже предусмотрены варианты лечения. Совершенно бесплатные. Никто никогда не публиковал статистику, скольким беднякам помогли медбоксы. Точно так же остается в тайне, какое количество людей умерло после бесплатного лечения. Статистика, однажды услышала Кэти, – это оружие богатых и сильных, направленное против тех, кто не может избежать подсчета.

Кэти была в беспамятстве, а Влад в прострации. Он сидел в ногах неподвижной девушки, не сводил с нее взгляда, но вместо нее видел Никиту – его доверчивое детское лицо, его лучезарную обезоруживающую улыбку, отравленную его, Влада, поцелуем.

Это невыносимо!

В регистратуре медбокса Влада спросили:

— Пациентка коммерческая или в зоне риска?

— Что? – не понял он.

— Оплачивать лечение будете?

— Ну да, конечно.

— Тогда с вас тысяча триста. Касса в противоположном конце коридора.

Шагая по коридору, Влад не мог удержаться от того, чтоб не повернуть голову влево. Там, за стеклянными дверями, располагались палаты, в которых находились пациенты медбокса. Одни висели посреди комнаты, как будто случайно вывалились из своих больных снов в еще более больную явь; другие спали стоя; третьи бодрствовали, будучи замкнутыми в прозрачных параллелепипедах; четвертые неподвижно распростерлись на больничных койках и были похожи на жалкие, выношенные одеяла. Это был печальный парад. От него хотелось бежать без оглядки.

И тут Влад увидел Никиту. Он сидел в одной из палат на полу на корточках и безутешно плакал.

— Никита! – Влад негромко постучал он в дверь. Мальчик поднял голову, заметил Влада – и заплакал навзрыд.

— Не плачь. Здесь Кэти. Она будет где-то рядом. Я еще приду к тебе, – тоже плача, виновато зачастил парень. Вытерев слезы, он направился к кассе. Заплатил и двинулся по коридору назад.

— Я останусь с больной, – протянув в регистратуре чек, сказал Влад.

— Не положено, – жестко отрезала женщина администратор.

— Я прошу! В качестве исключения, – взмолился парень. Он сунул в руку администратору деньги и, согбившись, направился в палату, в которую положили Кэти. Он хорошо заплатил: в палате стоял 3D-телевизор и пахло неблизкой цветочной весной, но только Кэти все эти привилегии были до лампочки. Она лежала без единых признаков жизни в бассейне и смотрела невидящими глазами на Влада. Он вытер ее полотенцем, уложил на койку, пахнущую чужой жизнью, затем немного вздремнул, растянувшись возле бассейна, а в два часа ночи, захватив с собой сумку, отправился к Никите. У Влада был фонарик с подсевшей батарейкой и едва брезжущее в душе чувство уверенности, что прошлое еще можно изменить.


*7*


Мальчик крепко спал в своей палате. Дыханье его было ровным и спокойным, словно вирус, подобно злому духу, на время сжалился над ребенком и покинул его беззащитное тело.

Но Влад знал наверняка, что это не так. Что болезнь, наоборот, притаилась в организме малыша, как хищный зверь в засаде, и ждет удобного случая, чтоб напасть и покончить навсегда с маленькой теплой жизнью.

Влад невольно занервничал: нужно было спешить. Он сел в ногах Никиты, сумку поставил рядом на полу и принялся доставать из нее разные предметы, при этом взволнованно бормоча себе под нос. Он обращался не к Никите, а его сестре.

— Я подонок. Да ты уже в курсе, Кэти, раз хотела меня убить. Мне нужны были деньги, и я соглашался выполнять заказы. Мне платили за каждого зараженного всегда одинаково – тридцать сребреников. Как Иуде. Ну и пусть! У меня собралась приличная сумма. Ее хватило бы, чтоб помочь матери, но я распорядился деньгами иначе. Поэтому ты и Никита здесь, в медбоксе. Кстати, до твоего брата у меня не было проблем и жалости к тем, кого я инфицировал. Но его глаза… Они до сих пор не дают мне покоя. Глаза твоего брата сейчас напротив меня. И хотя он спит и глаза его закрыты, я явственно вижу, с каким доверием и симпатией он смотрит на меня. А у меня голова разламывается от звона этих чертовых сребреников! Нам говорили в Центре, что в нас спрятан не только яд, но и противоядие. Не знаю. Никто не пробовал его применять, никто. Потому что нас строго предупредили, что за это уготована смерть. Что в каждого черного почтальона имплантирован чип. Это мина. За активацию вакцины нас ждет смерть – так нам сказали в Центре. Но я согласен умереть, Кэти. Ради твоего брата. Ради тебя. Ради нашего будущего сына…

Наконец Влад вынул из сумки все, что ему требовалось. Это была анестезионная маска, прозрачная пластиковая трубка с двумя коннекторами для игл на концах и пакетик с иглами – нехитрый набор, предусмотренный для тех случаев, когда черного почтальона заразит вирусом более искусный, вероломный враг. Посреди трубки в нее был встроен похожий на черного жука микронасос. Он включался и выключался одним касанием подушечки пальца. Вздохнув, Влад приступил к намеченной им процедуре. Первым дело он приложил маску к лицу мальчика – тот вздрогнул, попытался оторвать голову от подушки, но уже в следующее мгновение забылся в наркозе. Затем Влад надорвал край целлофанового пакетика, взял из него две иглы, присоединил их к коннекторам, после чего перетянул жгутом себе левое плечо, вставил иглу в вену, снова потянулся к малышу, осторожно выпростал из-под одеяла его мягкую ручку, ввел вторую иглу в едва приметную жилку и наконец активировал насос – кровь плавно потекла из вены Влада к вене Никиты.

Кровь была транспортом. Ее задачей было доставить в кровеносную систему ребенка вакцину против смертельно опасного вируса. Так, прикрыв глаза, Влад объяснял сам себе свои действия.

Наконец истекли положенные сеансом вакцинации пять минут. Влад, уставший, но при этом заметно воспрянувший духом, испытал облегчение и какую-то новую, смиренную радость, словно мальчик в обмен на его кровь и вакцину наделил его частичкой своей невинной души.

На сердце отлегло, звон в голове затих, а от страха смерти не осталось ни следа. Влад выключил насос, вынул иглы, снял с Никиты маску, сложил принадлежности в сумку – и ни о чем не жалея, пошел умирать.

Запершись в туалете медбокса, он сел на пол, оперся спиной о гипсокартонную стенку и приготовился к тому, что его вот-вот разнесет в клочья взрыв.

Но вместо этого кто-то нервно стал дергать ручку дверцы в его кабинке.

— Эй, сколько можно там сидеть! – раздался сердитый голос. – Я наложу в трусы, если вы сейчас же не выйдете!

Это был голос Кэти. Господи, как же он любил эту женщину! Теперь уже сильнее своей матери.

Влада вдруг разобрал смех – душеспасительный, облегчающий, живительный смех. Как хорошо, что его надули в Центре с этим гребаным чипом-миной! А может, тот, кто отвечал за его имплантацию, внедрил бракованную модель. Или сознательно саботировал имплантацию. Да какая теперь разница! Ведь он, ха-ха-ха, жив! Жи-и-ив!! Надрываясь от ощущения невыносимой полноты жизни, Влад ползал по полу туалета. Услышав, как он заразительно хохочет, засмеялась и Кэти.

— Дурачок, я же могу прямо здесь родить!

— Хочешь, я это сделаю за тебя?

— Проводишь меня в палату?

— Конечно.

Кэти сходила по нужде, Влад подхватил ее на руки – и от неожиданности на миг присел.

— Ого, сколько тебя стало!

— Не тебя, а нас. Тяжело?

— Я готов умереть за эту тяжесть.

— Не говори глупости. Ты обязан жить ради нее.

Никита после подпольной, сумбурной вакцинации быстро пошел на поправку, и уже через три дня его выписали из медбокса. Влад на такси отвез мальчика домой и передал его в руки родной бабушки. Она предложила Владу чаю, но он отказался, сославшись на неотложные дела. По правде, его жутко тяготило присутствие в доме, в котором он заразил ребенка. Влад нежно погладил Никиту по светлой макушке, прижал мальчика к себе на прощание и с неудержимым рвением направился к входной двери. И в этот момент его запоздало попытался остановить голос матери Кэти и Никиты, прозвучавший ему в спину:

— Вы так быстро уходите. Скажите хоть два слова, как чувствует себя моя дочь.

Влад не оборачиваясь вышел прочь. Ему нечего было ответить, нечем подбодрить и утешить растревоженную женщину.

Кэти с каждым днем становилось хуже. У нее возникли осложнения, ставшие угрозой для жизни не только еще формирующегося плода, но и самой будущей матери. Редкие роботы, предусмотренные штатом медбокса, с бездушной одержимостью сновали между сканерами, каждый день менявшими диагноз пациентки, и палатой, где лежала она, и проводили с ней процедуры, порой взаимоисключающие друг друга. Но Кэти во что бы то ни стало хотела выжить. Стиснув зубы, она мысленно проклинала роботов и молила Бога, которого ранее никогда не вспоминала. Она просила Его об одном: чтобы Он не лишил ее святого презрения и ненависти к смерти.

Пока ее живот продолжал набухать плодом, подобно весенней почке, рвущейся к свету, Влад тоже пытался выжить. Он хватался за любую работу – кому-то услуживал, за кем-то убирал, куда-то что-то вез, где-то мыл, сортировал, носил, торговал и охранял. Главное, что теперь он должен был делать – разносить корреспонденцию Кэти. Так Влад решил, пока Кэти находится в медбоксе: он станет выполнять ее обязанности. Он, черный почтальон, вдруг претворился в белого. Для Влада это было так необычно: он чувствовал одновременно слабость и легкость, затмение и подъем духа, возносивший его до новых, до селе неизведанных высот – туда, где его душа училась ощущать свет неземной и близкий. Принимая из рук Влада письма, люди тоже начинали излучать свет, и тогда почтальон окончательно терял голову, его сознание двоилось, и он все чаще задавал себе вопрос: при чем тут черный голубь на его сумке?

Влад много и тяжело работал и пропустил момент, когда Кэти родила. Это случилось в один из последних дней сентября – по-летнему солнечный, зеленый и безмятежный, как листья на деревьях, которым суждено было скоро опасть, но они об этом еще не догадывались. Родилась девочка. Владу хватило мгновения, чтобы, взглянув на дочь, осознать, на кого она похожа. От этого внезапного открытия ему стало не по себе, да что там – он был потрясен до глубины души. Девочка оказалась вылитая копия его матери, отныне бабушки.

В день, когда Кэти с малышкой выписали, резко похолодало, пошел унылый моросящий дождь, а Влад неожиданно опоздал – приехал к медбоксу растерянный и без цветов. Правда догадался привезти Кэти куртку, а дочери – теплый конверт-одеяло. Девушка поначалу расстроилась, но тут же сделала вид, что ничего особенного не произошло: нет цветов, нету праздника, ну и ладно. Главное, отец ее дочери встретил их и следом вызвал такси. Оно подъехало ко входу в медбокс и застыло в какой-то мрачной, зловещей стойке. Влад с неизъяснимым ужасом обернулся на такси – из него вдруг выскочили двое, вмиг скрутили парню руки, грубо запихнули его в машину, и она, взвизгнув тормозами, умчалась прочь.

Кэти была ошарашена такой выходкой Влада: как он смел заиметь врагов, когда она родила ему дочь?! Кэти впихнулась с ребенком в автобус-«морской бой» и через 20 минут была дома. Мама, теперь бабушка, была счастлива, а у Кэти внутри все клокотало от гнева и ярости. Она хотела то отомстить Владу, то отдать за него жизнь. В итоге Кэти собралась, велела матери ждать ее и молиться и отправилась в кафе. Во-первых, она хотела вернуть Лиру пистолет, во-вторых, мечтала его убить за то, что он втянул ее в эту дурацкую авантюру.

По пути Кэти остыла, уже никому не хотела смерти и зла и думала лишь о спасении своей маленькой семьи. Заплаканная и потерянная, прижимая к груди конверт-одеяло с младенцем, она явилась в кафе, ведомая твердым предчувствием, что непременно найдет здесь поддержку и помощь.


*8*


В кафе на прежнем месте сидел Лир. Он был подшофе. Завидев в руках девушки ребенка, он расплылся в улыбке, поднялся из-за стола и помог Кэти сесть.

— Поздравляю вас от всей души!

— Спасибо.

Лир не спешил садиться, будто стоя он мог сполна испытать чужое счастье.

— Как назвали малышку?

— Полей.

Кэти произнесла имя дочери бесцветным, безжизненным голосом. Затем, уткнувшись вмиг искривившимся ртом в конверт, чтоб не разрыдаться, глухо сообщила:

— С Владом беда.

— Что стряслось? – беспомощно плюхнулся на стул Лир.

— Точно не знаю. Нас с Полей… Простите, – справившись с волнением, Кэти подняла голову и поцеловала в лобик дите, – сегодня нас выписали из медбокса. Влад вызвал такси, чтоб отвезти нас домой. Подъехал какой-то серый автомобиль, из него выскочили двое. Они скрутили Влада, кинули в машину и умчались.

— Номер авто успела запомнить?

— Да вы что?! Я даже не поняла, что случилось. Кое-как добралась домой, поплакала. Ума не приложу, что делать!

— Хм, – задумчиво протянул Лир. Его взгляд упал на милое личико Полины – и его глаза в тот же миг потеплели. Из них заструилась незримая, но ощутимая любовь – первородное чувство, которое пробуждается в мужчине с рождением его ребенка. Кэти смутилась, поймав на себе взгляд Лира.

— А сколько сейчас времени?

Лир достал знакомый Кэти телефон.

— Полпервого.

— Ах, уже полчаса, как Полина должна поесть! – всполошилась засуетилась Кэти – и в один миг из юной девушки превратилась в молоденькую мамочку. – Отвернитесь, пожалуйста.

Лир исполнил ее просьбу – повернул голову в сторону, но не удержался и на мгновение одарил девушку прежним теплым взглядом. Накрывшись невесть откуда взявшейся накидкой, целомудренно обнажив правую грудь, она самозабвенно кормила малышку. Лир улыбнулся, тут же помрачнел и снова заулыбался – сонм воспоминаний боролся с собой в его душе, то озаряя его лик светом давно прожитой любви, то накрывая тенью прошлых разочарований и бед.

— А знаешь, у меня когда-то был маленький сын, – вдруг признался он, когда Кэти закончила кормить и малышка быстро уснула в ее руках, точно птенец в гнезде.

— Серьезно? – Кэти подняла на Лира недоуменный взгляд.

— Могу показать.

Он несколько раз коснулся экрана телефона и повернул его к девушке. На экране было фото мальчика трех-шести месяцев.

— Мой сын, – Лир улыбнулся, в который раз превозмогая душевную боль.

— Симпатичный, – тоже заулыбавшись, непринужденно и по-детски, кивнула Кэти. – На вас похож.

— Ну что ты? Сходство незначительное. Глаза мамины. Линия губ тоже ее. Мой разве что нос.

Лир уставился на портрет мальчика с таким видом, словно сам видел его впервые или пытался мысленно склеить воедино обрывки воспоминаний о нем, давно порванные на клочки бесчувственным временем.

— Наверное, ваш сын вырос и превратился в красивого мужчину.

— Не знаю. Это фото последнее, что у меня осталось от него.

Кэти выжидающе посмотрела на Лира. На ее молочном виске тревожно забилась голубая жилка.

— Моя жена умерла, а я был слишком молод и эгоистичен, чтоб самому воспитывать сына. Потом меня тогда больше интересовала наука, чем отцовство. А еще я жаждал отомстить за Эллен. Одновременно быть любящим отцом и хладнокровным мстителем – такое было мне не по плечу.

— И вы сдали мальчика в приют?

— Нет. Там нужно было соблюсти массу формальностей, но я спешил: убийца моей жены должен был вот-вот уехать из города. Я купил в Оружейном пистолет, а рядом был цветочный магазин.

— Вот этот?

Кэти протянула Лиру под столом пистолет. Она достала его так же виртуозно и незаметно, как накидку, которой накрылась, когда кормила младенца. Едва кивнув, Лир спрятал оружие.

— В цветочном магазине всегда был прекрасный выбор, а благоухало так, что кружилась голова! В нем работала чудесная девушка. Если б я раньше не встретил Эллен, непременно закрутил бы с той девицей роман.

— Вы отдали ей ребенка?

— Да. Пока она выбирала для меня цветы, которые мне были не нужны, я украдкой положил пакет с малышом на витрину с незабудками и незаметно ушел.

— Но… – с жалобным укором Кэти уставилась на него.

— Я знаю, – опустил глаза Лир. – Это было подло, и до сих пор не могу себе простить слабоволия.

— А как звали ту девушку? Вы могли бы ее найти? – неожиданно приободрилась Кэти. Лир с благодарностью посмотрел на нее.

— Ее звали не то Мари, не то Марго. Она была очаровательна! Под ее нижней губкой была родинка, но она вовсе не портила ее дивное личико, напротив…

Встретив ангельский, не замутненный чувством вины и стыда взгляд Кэти, Лир болезненно осекся. Затем, крякнув в кулак, пообещал отстраненным голосом:

— Я помогу найти вам Влада.

У Лира оказался старенький автомобиль. Пока они ехали, он чихал двигателем и скрипел, как продавленный диван. Кэти, не удержавшись, снова улыбнулась.

— Эта машина вашего дедушки?

— Нет, моей жены. Когда мы только познакомились, Эля (тогда я еще не догадывался, что она станет моей женой) была очень молода. И ее «Мустанг» тоже был юн. Эля не подпускала меня к нему. Она прекрасно разбиралась в устройстве своего конька. Тогда он был чертовски красив и ретив. После смерти Эли я долго не мог решиться сесть за руль ее авто. А когда все-таки осмелился на это, дал себе слово не вмешиваться в его жизнь. «Мустанг» ржавел и потихоньку разваливался, а я медленно старел и спивался. Но теперь все это позади. У меня наконец появилась цель.

— Цель? – рассеянно переспросила Кэти, занятая своими думами.

— Да. Я встретил тебя и твою чудесную дочь. Я сделаю все возможное и невозможное, чтоб отыскать Влада и воссоединить вашу семью.

— Спасибо, – прошептала Кэти и, как в кафе, спрятала лицо в конверте с дочкой, чтобы Лир не заметил ее родниковых слез.

Лир остановил машину возле входа в медбокс. Повернулся к Кэти, сидевшей сзади.

— Все хотел у тебя спросить. Ты лежала в социальной палате?

— Нет, в комфорте. Влад за меня заплатил. Он… – голос дрогнул, у нее стал комок в горле. – Я ему очень обязана. Он лишь однажды проговорился, тогда, когда я могла его застрелить, что у него мать сильно больна и он собирает деньги ей на лечение.

— Выходит, Влад пустил свои сбережения на оплату твоих родов.

— Да, но…

— Не говори больше ничего. Ты со мной или останешься здесь?

— Я пойду с вами! – не раздумывая выпалила Кэти и торопливо дернула за ручку дверцы.

— Не нервничай так. Теперь ты не одна.

Лир помог девушке с младенцем выйти из автомобиля, и они направились ко входу в медбокс.


*9*


В регистратуре Лир показал администратору удостоверение, представился инспектором по информационной безопасности и потребовал показать ему последние за два дня снимки, сделанные центральным сканером. Администратор, с почтением взглянув сначала на удостоверение, затем на Лира, отвел его и Кэти в помещение, заставленное большими, размером с холодильник, приборами. Перед входом в комнату администратор, не удержавшись, поинтересовался, указав взглядом на Кэти:

— Какую роль выполняет эта девушка в вашей проверке?

— Очень важную, – совершенно серьезно ответил Лир. – Она должна опознать одну персону, которую я разыскиваю.

Склонившись к администратору, Лир что-то произнес ему на ухо.

— Что ты ему сказал? – ошарашенная его поведением, спросила Кэти. Они оба не заметили, как она перешла с ним на ты.

— Я сказал ему правду. Что ты лежала в родильном комфорте, что за тебя заплатили полную сумму, а значит, на твое имя была оформлена страховка. А еще я сказал, что сегодня тебя выписали и на виду у всех выкрали твоего мужа. Поскольку это произошло вблизи медбокса, его администрации придется мало того, что выплатить тебе кругленькую сумму, так еще и отвечать на вопросы полиции, которая нагрянет с минуты на минуту. Но я могу замять это дело и избавить администратора медбокса от неприятных интервью с копами, при условии если он даст мне возможность просмотреть архив записей, хранящийся на сервере центрального сканера.

— Погоди. Что-то я не пойму. Сканеры предназначены для диагностики организмов местных пациентов, ведь так? – уточнила Кэти. – А ты хочешь выяснить, что происходило снаружи медбокса в тот момент, когда я вышла из него с Полей и Влад заказал такси.

— Ты правильно заметила. Сканеры помогают выявить причины и очаги заболеваний. Но есть один важный нюанс, о котором вряд ли догадывается администрация медбокса. Центральный сканер обладает не только высоким разрешением и проникающей силой, позволяющей рассмотреть во всех подробностях органы и ткани больного. Этот прибор его конструкторы также наделили способностью видеть то, что происходит вокруг него. Причем бетонные и кирпичные стены ему не помеха. В этом смысле центральный сканер напоминает мне старые системы видеонаблюдения, от которых, как я уже рассказывал тебе, в свое время отказались.

— Зачем сканеру следить за тем, что происходит вокруг? – машинально поинтересовалась девушка.

— Не знаю, – пожал плечами Лир. – Могу только догадываться. Например, для того, чтобы знать, чем занимается персонал медбокса, как ведут себя пациенты и те, кто их навестил.

— Ладно, здесь более-менее понятно. Но зачем тебе нужны записи за два дня, если Влада похитили сегодня?

— Затем, что неизвестные могли ошиваться возле входа в медбокс не только сегодня, но и вчера, чтоб детально разработать план похищения.

— А ты знаешь, как управлять этой штукой? – спросила Кэти. И похлопала левой рукой по белому металлическому пеналу, который на две головы был выше ее (правой она прижимала к себе девочку).

— Да, знаю. В Центре, где я работал, стояли такие же.

Лир набрал на пульте управления, вмонтированном в переднюю панель прибора, какую-то комбинацию букв и цифр, тотчас засветился дисплей и зажегся индикатор, сообщая, что сканер готов к работе. Но Лиру нужен был не он, а сервер. Лир продолжил нажимать клавиши и немного погодя с удовлетворением объявил:

— А вот и папка с сегодняшними скан-записями! Когда ты выписалась?

— В десять утра. Ну, может, чуть позже.

— Хорошо. Смотрим. Ага, есть! Запись сделана между 10 и 11 часами. Та-ак…

Клацнув по клавиатуре пульта, Лир включил скан-запись, и на дисплее появилось изображение помещения, в котором они сейчас находились.

— Ну, так это же… – разочарованно произнесла Кэти.

— Спокойно, сейчас все будет.

Лир принялся вводить новые команды, и картинка на экране стала нечеткой, расплылась, но уже в следующее мгновенье на мониторе возникли входные двери медбокса и площадка, на которой припарковывались автомобили.

— Ой, это же я! – Кэти узнала девушку с ребенком, стоявшую снаружи. – А вон и Влад.

Дальнейшее произошло стремительно. К Владу подкатил черный «Кадиллак», из него выскочили двое, схватили парня, засунули в машину, и она умчалась прочь.

— Все, как ты рассказала, – вздохнул Лир. Он заново прокрутил запись, отыскал эпизод, в котором автомобиль двигался к зрителям передом, остановил в этом месте запись, увеличил масштаб изображения, после чего наконец смог прочесть номер на автомобиле: – «1-108-565». А вот то, что нам надо.

— И что мне делать с этим номером? – без особого энтузиазма спросила Кэти.

— Не тебе, а твоим друзьям – белым почтальонам. Сейчас…

Лир нажал на очередную кнопку, внутри сканера что-то зашумело, а затем из щели в стенке прибора стали вылезать листы бумаги с изображением автомобильного номера. Листы падали в специальный лоток, и вскоре их выросла целая стопка.

— Кэти, надо раздать эти листы твоим товарищам. Почтальоны много ходят, везде бывают, знают каждый уголок города. Высока вероятность того, что кто-нибудь из них видел черный «Кадиллак» с этим номером.

— А что мы станем делать, когда отыщем машину?

— Хм, я что-нибудь придумаю. Доверься мне.

— Так может стоит распечатать портреты тех двоих, что схватили Влада?

— А вот это уже ни к чему. Думаю, тех парней уже нет…

Лир не успел закончить: в дверь их комнаты неожиданно постучали – громко и нетерпеливо, а следом раздался недовольный, встревоженный голос администратора:

— Вы долго еще там? С минуту на минуту будет мой сменщик. Я не хотел бы, чтоб он застал вас здесь.

Громкий стук напугал девочку. Она проснулась и жалобно заплакала.

— Скажи тому идиоту, чтоб заткнулся! – разозлилась Кэти.

— Я хотел еще посмотреть другие скан-записи, – замялся Лир, но, встретившись взглядом с девушкой, едва сдерживавшей себя, чтоб самой не послать администратора куда подальше, он махнул рукой и послушно поплелся к двери.

— Послушайте, не надо так стучать и кричать. Мы уже заканчиваем.

Стоило Лиру отойти, как Кэти вмиг изменилась в лице. Гнев и негодование ушли, уступив место сосредоточенности и хладнокровному спокойствию. Метнув цепкий, как коготь хищника, взгляд в спину Лира, девушка нажала на кнопку обратной перемотки, отмотала скан-запись до того момента, где двое неизвестных схватили Влада и бросили в автомобиль, и отправила этот кадр на печать. Схватила лист, как могла, сложила его одной рукой вчетверо и поспешно спрятала в карман куртки. А тут и Лир вернулся.

— Я все уладил. Нам пора.

Они отправились в главпочтамт. По дороге Полю укачало, и она уснула.

Главпочтамт был похож на вокзал со старой, еще времен бабушкиной юности или даже детства открытки. Кэти любила здесь бывать. Она приезжала сюда за полчаса до начала смены и становилась напротив табло. Рядом, чуть приподняв головы, стояли такие же, как она, почтальоны. Белые почтальоны. Все неотрывно, выжидающе смотрели на табло. Вместо расписания пассажирских поездов, что было бы вполне естественно для того старого вокзала, что был изображен на бабушкиной открытке, на табло главпочтамта отображались номера вагонов, номера коробок с почтовой корреспонденцией и личные номера, присвоенные почтальонам. Время прибытия почтового поезда никогда не указывалось. Поэтому почтальоны приходили заранее, выстаивая перед табло порой больше часа.

Наконец откуда-то снаружи раздавался гудок локомотива, и под куполообразную крышу вокзала по узкоколейным рельсам въезжал маленький, почти детский поезд. У него было шесть желтых вагончиков, а локомотив был покрашен в синий цвет. Локомотив плавно замедлял скорость, и вот пожилой усатый машинист, которого Кэти в душе называла своим дедушкой (муж бабушки Кэти ушел из жизни рано, спустя три года после рождения единственной дочери), останавливал поезд.

Так произошло и сейчас. Почтовый поезд замер вдоль единственной на главпочтамте платформы, на табло высветился номер Кэти – К2504, но девушка внезапно оцепенела, она обмерла, не в силах сдвинуться с места. Как минимум половина тех, кто стоял кругом, немедленно оживилась и с деловитым видом устремилась к вагонам, торопясь забрать свои коробки с письмами. А Кэти, напротив, охватила паника. Почувствовав смятение в ее душе, Лир взял ее под локоть.

— Я не знаю… я не смогу, – беспомощно простонала девушка.

— Да что с тобой? – озабоченным голосом спросил Лир.

— У меня не хватит смелости и наглости попросить их помочь мне. У каждого своя жизнь. Почтальоны не могут отвлекаться во время своей смены. Им надо работать. А тут я со своей просьбой.

Лир сочувственно посмотрел на девушку, прекрасно понимая, что у нее творится на сердце.

— Значит надо поискать запасной вариант.

Это все, что мог сказать Лир в утешение Кэти.

И тут произошло непредвиденное.

Непонятно, с какой целью машинист вдруг включил гудок, возможно, хотел предупредить почтальонов, чтоб они были осторожны: поезду пора было трогаться и отправляться за новой порцией писем. Гудок показался невероятно оглушительным и резким. Поля на руках Кэти мигом проснулась и заревела с такой жалобной мощью, что игнорировать ее детский плач не смог бы ни один почтальон, оказавшийся в этот момент в главпочтамте. Да никто, по правде говоря, и не пытался это сделать. Наоборот, уже через минуту Лира и Кэти с младенцем окружили плотным кольцом. Со всех сторон зазвучали участливые голоса:

— У вас неприятности?

— Ребенок, наверное, голоден.

— Какой ваш мальчик бледный!

— Может, вам нужна помощь?

Кэти от такого наплыва внимания и сочувствия опешила и единственное, что могла сказать в ответ, так это назвать пол и имя своего ребенка:

— У меня дочь. Ее зовут Поля.

Зато Лир не растерялся. Он достал из-за пазухи стопку бумажных листов и стал их раздавать налево и направо. Почтальоны с любопытством расхватывали листы.

— Нам очень нужна ваша помощь! Сегодня исчез отец этой чудесной малышки. Вероятно, его похитили. Вот здесь напечатан номер автомобиля, в котором увезли папу Поли. Берите! И умоляю вас, помогите найти машину злоумышленников!

— Я буду вам за это очень благодарна, – прошептала Кэти, но кроме Лира, ее никто не услышал. Почтальонов как ветром сдуло из здания главпочтамта. К счастью для Кэти, она здорово ошиблась в тех, с кем работала уже почти два года. Коробки с неразобранными письмами так и остались стоять посреди зала. На табло появилась новая информация о прибывающем почтовом поезде. Но теперь никто ее не ждал, никому не было дела до табло. Почтальоны, словно письма, словно бумажные самолетики, дружно и без малейшего сомнения разлетелись по городу в поисках машины, в которой были люди, похитившие отца дочери девушки, имени которой они даже не знали.

Трепетно и одновременно по-матерински крепко Кэти прижимала к груди ребенка и с облегчением плакала. Как она могла так подумать о белых почтальонах, одной из которых была сама? Как она могла засомневаться в их отзывчивости и доброте? Бросив письма, которые ждали где-то люди – сотни, тысячи людей, они не раздумывая отправились выполнять просьбу одной-единственной девушки. Ведь речь шла о жизни и, может быть, смерти отца ее ребенка.


*10*


Лир куда-то отлучился, а Кэти решила дожидаться гонцов внутри главпочтамта. Здесь были служебная комната, в которой отдыхали почтальоны, отчаявшиеся получить коробки с письмами или сбившиеся с ног после долгой изнурительной смены, санузел с горячим душем, продуктовый киоск и даже маленькая кухонька. Кэти сначала покормила Полю, затем купила в киоске печенье и сливки, сварила на кухне кофе, потом помыла в душе покакавшей малышке попу и заменила памперс, а под конец убаюкала дочурку – а тут и Лир вернулся в компании с одним молодым почтальоном. Кэти знала этого парня. Его звали Димой. Она недолюбливала его. Он слыл пронырой и баламутом и, поговаривали, вместо того чтоб разносить письма, сбывал их одному писателю для его затянувшегося, нескончаемого романа.

— А где остальные? – смерив Диму подозрительным взглядом, спросила девушка.

— Нет больше никого, – ответил Лир. – Я отпустил остальных почтальонов.

— Почему?

— Кроме Димы, никто ничего не видел.

— Ты, что ль, видел? – недоверчиво уставилась на парня Кэти.

— Не я, дворник, – не отводя глаз, улыбнулся Дима. Он хорошо относился к Кэти. – Примерно месяц назад я относил письмо одному дворнику. Прикольный, кстати, малый, с причудой.

— Зачем мне знать про какого-то дворника? – рассердилась девушка.

— Кэти, прошу тебя, не перебивай, дослушай его, – заступился за парня Лир. – Это важно.

— Короче, дворнику не сидится на месте. Каждый день он подметает в новом дворе. И я подумал: вот кто мог заметить машину с таким номером, как этот!

Парень вынул из кармана джинсов скомканный лист бумаги и потряс им в воздухе.

— В общем, когда Дима рассказал мне о дворнике, я сразу же понял, что это шанс, – снова вступил в разговор Лир. – Мы вдвоем смотались к тому дворнику, и он рассказал нам кое-что интересное.

— И что же? – нетерпеливо спросила Кэти.

— Дворник вспомнил, – невозмутимо продолжил рассказ Дима, – что буквально четыре дня назад он наводил марафет в одном дворе. Так вот, там стоял автомобиль с нашим номером.

— Тот дворник, наверно, псих! Зачем ему запоминать номера? – с сомнением заметила Кэти.

— И совсем он не псих, – вновь спокойно отреагировал Дима. – В молодости он был вором. Даже раз грабил банк. В самый разгар грабежа был пойман с поличным и приговорен к шести годам тюрьмы. Пока сидел, прочел кучу криминальных романов. Самая любимая книжка про Аль Капоне. Знаменитый гангстер! Но дело даже не в нем, а в его «Кадиллаке».

— В «Кадиллаке»? – недоуменно переспросила девушка.

— Ага. У «Кадиллака» Аль Капоне был такой же номер, – парень снова показал распечатку. – Вернее, наоборот, кто-то пошутил и установил на автомобиль, на котором приехали похитители вашего мужа, гангстерский номер.

— Верится с трудом, – покрутила головой Кэти. – Больше похоже на придуманную историю.

— Ничего, я скоро развею твои сомнения, – пообещал Лир. – Садись в машину. Едем!

— Далеко?

— В тот двор, где было замечено авто с гангстерским номером.

По дороге они сделали крюк, заехали в квартал, издавна облюбованный художниками, неудачниками и бомжами, и захватили с собой дворника. Он сел возле водителя. На вид дворник был примерно одного возраста с Лиром. Увидев Кэти с младенцем, он вдруг выпрямил спину, обернувшись, учтиво поцеловал девушке руку и торжественно объявил:

— Сударыня, мне доверено быть вашим проводником. Клянусь, я вас не подведу!

— Степаныч, что это с тобой? – усмехнулся Дима.

— Диккенса читаю, – тоже посмеиваясь, признался дворник. – Вишь, благородных манер набрался. А ты думал, я от одних детективов тащусь?

Кэти едва не расхохоталась. Спеша скрыть усмешку, она резко отвернулась, с бессмысленной радостью уставилась в окно «Мустанга». Девушке вдруг стало легко и хорошо. От сердца отлегло, и этот душевный отлив забрал с собой Кэтины печали и тревоги. Что принесет прилив – радости или новые разочарования? Девушка не желала об этом думать. Она прислушивалась к веселой болтовне дворника: с ним было спокойно.

Наконец они, кажется, добрались. Это был необычный квартал, бескрайний и безликий. Взгляду не за что было зацепиться, а то, что Кэти бросалось в глаза: пустые улицы и тротуары, фасады без окон и дверей, серое, асфальтовое небо, затерявшееся в непроглядной выси – приводило ее в трепет, настораживало и заставляло крепче прижимать к груди дочь. Впечатляли роскошь и совершенство, с которыми было все построено, и при этом не покидало чувство, что кругом нет жизни, что дома давно покинуты и прокляты их жильцами.

На перекрестках Лир и его компания не встретили ни одного светофора. Старый «Мустанг» вдруг покорно замирал, словно упирался в незримую стену, – и по улице, перпендикулярной той, по которой он двигался, неожиданно проносился автомобиль, такой же великолепный и одинокий, как все вокруг. Призрак плавно проезжал мимо и навсегда исчезал в призрачной дали.

— Бр-р, – передернула плечами Кэти, отчего малышка на миг проснулась и тревожно зачмокала, будто пыталась рассказать сон, который ей только что приснился. – Не хотела б я здесь жить. Дико, как на кладбище.

— Ты и вправду так думаешь? – подал несколько насмешливый голос Дима. – А я слыхал, что где-то здесь живет начальница нашего главпочтамта.

— Та самая, что управляет всеми белыми почтальонами? – заинтересовался Лир.

— Так люди говорят, – неуверенно кивнул Дима. – Я, правда, никогда ее в глаза не видел.

— Ее никто не видел. Человек-загадка, – Кэти с опустошенным, усталым видом поглядела в окно. – Все так уныло и мрачно. Я б завыла в первый же день, если бы поселилась здесь.

— Э-э, сударыня, да вы просто не в курсе местных достопримечательностей! – тоже усмехнулся дворник. – Это очень непростой квартал. Вы наверняка успели заметить, что в домах нет окон и витрин. Знаете почему? Потому что здесь нет магазинов, ремонтных мастерских и организаций, оказывающих бытовые услуги. Точнее, они есть, но не на виду, а спрятаны под землей. Местные жильцы не ходят по магазинам, аптекам, салонам красоты, фитнес-клубам и прачечным. Все товары и услуги доставляются обитателям этого квартала на дом. Но и это еще не все. Дом, к которому мы через пару минут подъедем, называют «коконом».

— Коконом? – недоуменно переспросила Кэти.

— Именно так – дом-кокон! Скоро поймете, почему так, а не иначе, – не оборачиваясь, сказал Степаныч И уже обращаясь к Лиру, добавил: – Теперь сюда.

Дворник махнул в сторону, и Лир, следуя направлению его жеста, повернул автомобиль. «Мустанг» встал против забора, огромного, около десяти метров высотой, опоясывавшего со всех сторон неизвестное строение. С виду забор был невзрачным и незаметным, он словно впитывал в себя свет, а взамен излучал тьму.

— А ворота здесь есть? – озабоченным тоном спросил Лир. Его насторожила скрытая враждебность странного дома, и в душе он приготовился к отпору. С некоторых пор он взялся защищать жизнь младенца и намеривался во что бы то ни стало выполнить взятую на себя миссию. По крайней мере, пока он жив.

— Нет, ворот тут нет, – покрутил головой дворник. Он словно прочел тревожные мысли Лира. – Но вы не беспокойтесь. Здесь нам ничто не угрожает. Подождите минуту, я сейчас.

Степаныч вышел из машины, подошел к забору, наклонился, затем резко выпрямился и неожиданно для всех поднял край какого-то неизвестного гибкого полотна. В заборе тотчас обнаружился просвет, достаточно широкий для того, чтобы проехал в него автомобиль.

— Впечатляет, – одобрительно хмыкнул Лир.

— Проезжайте! – дворник церемонно поклонился.

Пока «Мустанг» въезжал внутрь, Степаныч придерживал за угол, словно театральный занавес, фрагмент странного матерчатого забора.

Автомобиль оказался во дворе еще более необычном, чем забор, ограждавший его. Посреди стоял двухэтажный дом с единственным входом, а вокруг раскинулся газон, лаконичный, без единой клумбы, деревца и кустика. Но так было только вначале. Войдя во двор, Степаныч опустил за собой край забора – и ниша исчезла.

— Этот лаз я обнаружил случайно, когда тут работал, – пояснил дворник. – Не знаю, кто его сделал. Но привычных ворот я здесь так и не обнаружил.

— А где стоял «Кадиллак» с номером Аль Капоне? – спросил Лир.

— Вон там, – Степаныч показал в сторону крыльца. – Рядом с домом.

— Но машины нет, – разочарованно заметила Кэти.

— Нет. Ну и что? Хозяин «Кадиллака» мог отправиться по делам в город, – невозмутимо ответил дворник.

— Надо расспросить жителей дома, – твердо заявил Лир. – Возможно, кто-нибудь знает, куда отправилась машина.

— Правильно, – поддержал его Дима.

— Расспросим. Непременно, – пообещал Степаныч. – Но прежде я хочу вам кое-что показать.

Он провел рукой по поверхности забора, словно пытался нащупать включатель, – и забор вдруг ожил! Он засветился, подобно телевизионной панели, и на нем отобразилось изображение сада. В нем умиротворяюще журчал источник, негромко пели птицы и, неслышно рассекая нежными крылышками прозрачный воздух, порхали разноцветные бабочки. Одна бабочка, внезапно оторвавшись от таинственного забора, с подкупающей доверчивостью села на конверт с маленькой Полей.

— Как красиво! – с тихим восхищением промолвила Кэти, боясь одновременно спугнуть бабочку и разбудить дочь. Но вот бабочка вспорхнула, Поля, сладко зевнув, открыла глазки, и девушка смогла оглядеться. Однообразный, монотонный до этого двор неузнаваемо преобразился! Откуда ни возьмись, в нем появились цветущие фруктовые деревья, благоухающий розарий, журчащий ручей и стайка пестрых мотыльков, среди которых не было ни одного одинакового.

— Круто! – показал большой палец Дима.

— Круто будет впереди, – заговорщически ухмыльнувшись, сказал дворник. Он снова коснулся забора, и сад исчез. Вместо него появилось живописное подножие горы и долина с цветущими маками. Где-то высоко-высоко над заснеженными вершинами соседних гор кружила большая хищная птица. Она приблизилась к плоскости необыкновенного экрана – и в следующий миг запросто преодолела границу между виртуальной и реальной явью. Орел сделал круг над изменившимся двором, отныне являвшимся продолжением горной долины, и сел на флюгер, возвышавшийся над крышей дома. Кэти мельком глянула на птицу, затем перевела взгляд на флюгер – и обмерла от увиденного. Только сейчас девушка заметила, что флюгер выполнен в форме белого голубя. Она хотела сказать об этом Лиру, но в этот момент подул свежий, бодрящий ветер, пахнущий снегом и неземными травами. Под порывом ветра маки были вынуждены склонить свои алые головки – как внутри забора, так и снаружи: весь двор оказался засаженным этими чудесными цветами.

— Ничего себе! – восторженно отозвался Лир. – Степаныч, что за фокусы ты нам показываешь?

— Сейчас еще один, и расскажу.

Неутомимый дворник легонько стукнул по забору, и все увидели дивный смешанный лес. О зеленые верхушки деревьев терлось желтым боком низкое солнце, вглубь малахитовой чащи уводила тропа – был велик соблазн не раздумывая отправиться по ней и уже больше никогда не возвращаться. Кэти невольно оглянулась: эта загадочная тропа начиналась от крыльца дома. По обеим сторонам его вдруг выросли могучие ели, огромный черный ворон, невесть откуда взявшийся тут, восседал на ветке одной ели и низким загробным карканьем спешил сообщить какую-то весть. Но вот птица камнем сорвалась с ели и, устремившись к таинственному забору, исчезла в его запределье. Тотчас солнце выкатило из-за темных крон деревьев, окатило лица людей теплым душем золотых лучей. Где-то запели птицы, и совсем рядом явственно запахло грибами.

— Бесподобно! – счастливо простонала Кэти. Нагнувшись, она сорвала смуглый боровик. – Это словно сказка.

— Нет. Это реакция на вирус, – по обыкновению невозмутимо возразил дворник. Проведя вновь по забору-экрану, он вернул во двор сад. – Если вы не возражаете. Мне эта реальность ближе. Лес подавляет меня своей первобытностью.

— Вы что-то сказали сейчас о реакции на вирус? – напомнил Лир.

— Именно реакция! – деловито спохватился Степаныч. – Когда стало ясно, что вирус людям побороть не удастся, наиболее предприимчивые и предусмотрительные представители гомо сапиенсов выстроили вокруг своих домов вот такие заборы-коконы. Помимо того, что они надежно защищают снаружи жилье, изнутри они способны имитировать чужую реальность и транслировать ее на существующую.

— Это ты тоже у Диккенса прочел? – подмигнул Дима.

— Ну-ну, позубоскаль тут у меня. Я отправлю тебя следом за вороном.

— Постойте, вы сказали, что забор лишь имитирует разные реальности, – улыбнулась Кэти. – Но ведь я собственноручно сорвала гриб.

Дворник с доброй иронией уставился на свободную от младенца руку девушки: в ней ничего не было.

— Ах! – разочарованно воскликнула Кэти. – Вы нас разыграли.

— Хм, наш новый друг решил нас позабавить фокусами, – усмехнулся Лир.

— Прикольные, кстати, фокусы, – похвалил Дима.

— И не фокусы это вовсе, а технологии, – покачал головой дворник. – Какие технологии – об этом меня не спрашивайте. Я в этом совершенно не смыслю.

— Давайте пройдем в дом, – предложил Лир.

— Да-да, давно пора, – оживилась Кэти. – Ведь мы для этого сюда приехали.

Девушка первой направилась к крыльцу и, внезапно споткнувшись обо что-то, едва не упала.

— Да что ж это такое!

Она посмотрела себе под ноги и увидела гриб. Еще один белый гриб.

— Степаныч, вы же только что сказали, что все, что мы видели, имитация?

— Так утверждают умные люди, – уклончиво ответил дворник. Он взял из руки девушки гриб и, прикрыв глаза, жадно вдохнул его сырой, аппетитный запах. – Но, видимо, и в этой сымитированной реальности есть какая-то непостижимая, настоящая правда, которая не снилась мудрецам… А может, просто система дала сбой.

Степаныч бережно положил гриб на крыльцо, и они впятером, включая младенца, вошли в дом.

Отворяя дверь, Лир обратил внимание, что к ней прибита крошечная фигурка в форме белого голубя, но не придал этому значения. А может, сделал вид, что не заметил вещего знака.


*11*


В доме было бело и просторно. Редкая светлая мебель в громадной прихожей, холодная простота убранства, тусклое, едва теплящееся пламя в узких настенных светильниках, скупые строгие шторы на окне, установленном в лестничном пролете. Не вписывался в этот монашеский интерьер только паркетный пол: он был идеально, до зеркального блеска, натерт. В него было страшно глядеть. Но Кэти нашла в себе мужество, опустила настороженный взгляд и увидела под ногами свое будущее. Оно слепило глаза.

— Сдается мне, в доме никого нет, – осмотревшись, предположил Лир.

— Есть, – возразил дворник. – Пол начищен не позднее часу назад. И пыли нигде нет.

Степаныч провел рукой сначала по деревянной тумбе, а затем по миниатюрной скульптуре из белого камня, изображавшей девушку: на одном ее плече висела сумка почтальона, на другом сидел голубь.

— Ну и где хозяин дома? – отчего-то нервничая, спросила Кэти.

— Кто его знает. Все двери заперты, – сообщил Дима.

— А на втором этаже? – Лир указал на лестницу, ведущую наверх.

— Там тоже. Я только что оттуда.

— Одна дверь все-таки не замкнута, – вдруг объявил дворник. Он стоял против двери, к которой был прикреплен вещий знак – фигурка белого голубя, и размышлял, удастся ли ему сегодня еще помахать метлой. Осенние деревья все охотней сбрасывали с себя листья, застилали ими пути-дорожки в прошлое, и дворника ожидало много кропотливой работы. Ведь и дорога, ведущая в будущее, тоже должна быть чиста.

— Чего стал как вкопанный, Степаныч? Руки от страха трясутся? – ухмыльнулся Дима. Отстранив плечом дворника, он резко потянул на себя ручку двери и первым вошел.

Вошел и оторопел от неожиданности.

Это была большая, просторная комната, оклеенная старыми, вылинявшими на солнце обоями. На обоях сохранились узоры былого, неповторимого счастья. Повсюду валялись пожелтевшие от времени почтовые конверты. Их было так много, что под ними не видно было пола, и было неясно, есть ли пол вообще.

На противоположной от двери стороне находилось окно. Оно было огромно, во всю стену и от пола до потолка. Через это окно внутрь с неудержимым рвением врывался живительный солнечный свет. Первым, кого он стремился подбодрить и привести в чувство, была женщина в инвалидной коляске. Женщина неподвижно сидела посреди комнаты, над спинкой коляски виднелись лишь плечи незнакомки, на которые была надета, вероятно, трикотажная кофта, и волосы, собранные в строгий пучок.

В боковых стенах было врезано по двери. Зачем они и куда они ведут, Дима не успел прикинуть – его опередил насмешливый голос Степаныча.

— А ты что ж встал? Ноги к полу приросли?

— Да иди ты! – сердито фыркнул Дима. Вздохнув и сменив тон на более доброжелательный, обратился к женщине, которая по-прежнему не желала его замечать: – Послушайте, уважаемая, простите, не знаю вашего имени, мы пришли к вам с целью узнать…

Незнакомка продолжала сидеть, не шелохнувшись и не проявляя ни малейшего интереса к вошедшим.

Дима оглянулся: вид у него был растерянный.

— Я не знаю, что дальше делать.

— Ты что, никогда с женщинами не знакомился? – вновь усмехнулся дворник и направился к незнакомке, упрямо игнорировавшей непрошеных гостей. За Степанычем потянулись Лир и Кэти. Девушку не оставляло предчувствие скорого события, которое в корне изменит жизнь одного из их компании.

И тут произошло непредвиденное. Дворник вдруг поскользнулся на письмах и упал. Дима кинулся к нему и протянул руку, помогая подняться. А Лир тем временем подошел к инвалидной коляске и, обойдя ее, встал против незнакомки. В тот же миг лицо Лира покрылось смертельной бледностью, в глазах отразилось смятение от увиденного, а губы искривились в болезненной гримасе.

— Это кукла, – глухо выдавил из себя Лир.

— Что-о?! – вскричал дворник, опираясь о Димину руку. – Вы шутите?

— Не может быть! – отчаянно застонала Кэти. Девочка на ее руках изогнулась всем телом.

— Вот!

Взявшись за подлокотники, Лир с силой развернул коляску – и все дружно ахнули. В коляске сидела большая тряпичная кукла.

— Похоже, она сшита из защитных масок, – наклонившись к ней, сообщил Лир. А в следующее мгновение боковые двери с шумом распахнулись, и в комнату ворвались двое мужчин. Они были вооружены. Один из них, с выбритым черепом и длинной рыжей бородой, нацелив на Лира пистолет, жестко скомандовал:

— Ни с места! Руки вверх!

— Это касается всех! – выкрикнул напарник первого незнакомца, парень лет двадцати в темно-зеленой бандане.

Кэти машинально подняла свободную руку.

— Я не могу поднять обе руки. У меня ребенок.

Угрожающий приказ совпал по времени с хлестким звуком резко захлопнувшейся сзади двери. Следом раздался низкий, с хрипотцой, точно простуженный, женский голос.

— Вы пришли меня убить?

Как по команде, Кэти, Дима, Степаныч и Лир повернули головы в сторону, откуда прозвучал голос. Он принадлежал новой незнакомке, в этот раз реальной. Ей было под пятьдесят. У нее был утомленный, обреченный вид, какой бывает у людей, долго и тяжело больных. Как и кукла, она сидела в инвалидной коляске и исподлобья смотрела на Лира. Тот, стоя с поднятыми руками, глядел на нее. Позади женщины встал третий мужчина. Он был среднего возраста, крепкого телосложения и со шрамом через всю левую щеку.

— Кто вас послал? – снова спросила незнакомка. Она по-прежнему обращалась только к Лиру. – Подойдите ближе. Немедленно!

— Ну, тебе что сказали! – прикрикнул бритоголовый.

Лир неохотно, скрепя сердце направился к властной незнакомке. Однако чем ближе он к ней подходил, тем уверенней, одержимей становился его шаг, тем больше светлого изумления и восторга излучал его до этого хмурый, подавленный взгляд.

— Мари, неужели это вы?! – наконец вымолвил Лир.

— Что? – обомлела женщина от неожиданности. Нижняя губа ее, под которой темнела небольшая родинка, задрожала. – Откуда вы меня знаете?

— Я бы вас никогда ни с кем не спутал, – Лир коснулся указательным пальцем своего лица, сразу под нижней губой. – Наше знакомство было недолгим.

Мари с недоверием и враждебностью смотрела на Лира. Ее охранники замерли в боевой готовности.

— Я вас не помню.

— Ну да, конечно. Мы встретились лет двадцать назад. Вы тогда работали в цветочном магазине. Помню, у вас всегда был великолепный выбор цветов.

Мари внимательно слушала Лира, а Кэти исподволь наблюдала за ней. Она тоже узнала ее: она была точь-в-точь похожа на ту девушку, которую описал в своем рассказе Лир. Только постаревшую на вечность.

— У меня был на руках младенец, – увлекшись собственным рассказом, разгорячился Лир. – Мой мальчик. Я заказал вам букет роз, вы отправились в магазин за цветами, а я молча положил на прилавок своего сына и ушел.

— О, как я вас ненавидела за подкидыша первые дни! – с тихой яростью взорвалась в инвалидной коляске Мари. Из ее глаз побежали слезы, покрывая мокрыми шрамами ее впалые щеки, но она все равно улыбнулась. Да такой лучезарной, счастливой улыбкой, что, освещенные ею, облегченно вздохнули и охранники, и гости дома. Не вытирая слез, Мари пылко добавила: – И как потом всю жизнь благодарила Бога за нежданного сына!

Внезапно взгляд ее вновь посуровел, стал нелюдим и холоден, словно ее сердце остановилось, вмиг остыло, и Мари обратилась из жалкого инвалида в беспощадную Снежную королеву.

— Чем вы докажете, что вы тот непутевый проходимец, что подкинул мне мальчика?

— А-а, сейчас, – засуетившись, Лир вынул телефон, отыскал на нем знакомую фотографию младенца и показал Мари.

— Да, это мой Влад, – как ни в чем не бывало, кивнула она.

— Кто-о?! – пришел черед воскликнуть от удивления Кэти. – Вы сказали – мой Влад?

— А вы с ним знакомы? – перевела на девушку взгляд Мари. В глазах ее впервые появился интерес к нежданным гостям.

— Так зовут отца моей дочери, – Кэти повернула конверт с ребенком так, чтобы хозяйка дома могла увидеть личико малышки.

— Прелестное дитя, – улыбнулась Мари. – Как зовут девочку?

— Полей.

— А вас?

— Кэти.

— Что ж, у вас обоих красивые имена. Но с чего вы решили, что мой сын – отец вашей дочери? Владислав сегодня популярное имя.

— Я не решила, я просто подумала… – стушевалась девушка. И тут она нашлась. – Вот если б у вас был портрет сына, я бы смогла точно сказать, он ли это.

Мари ответила не сразу. С минуту она испытующе смотрела на девушку, словно оценивая, могла бы ли она стать ей хорошей невесткой.

— Хм, у меня есть портрет сына, – наконец произнесла она. Женщина опустила руку в ложбинку меж увядших грудей, куда опускались два серебряных ручейка цепочки, и явила на белый свет медальон. Раскрыла его. Но чтобы поднять руку с медальоном, сил у нее хватило.

— Нагнись, – попросила Мари. Охваченная волнением и радостным предчувствием, девушка наклонилась и едва устояла на ногах: так сильно закружилась у нее голова.

— Владик. Мой Владик!

Кэти разрыдалась, и больной, умирающей женщине пришлось ее утешать. Она гладила девушку по голове и приговаривала:

— Ну-ну, невестка. Никак не ожидала такой встречи с тобой. Все представлялось совсем иначе. И Влад, конечно, негодник, ни разу не проговорился. А мог бы ведь сказать матери.

Гости и охранники стояли с полуоткрытыми ртами. Никто не знал, как следует вести себя дальше. Первым затянувшуюся неловкую паузу нарушил Степаныч.

— Вот так поворот! – покачал он головой. – Пришли, чтоб отыскать похитителей, а нашли тещу.

— Каких еще похитителей? – мгновенно напряглась Мари. Охранник со шрамом, не отводя взгляда от дворника, расстегнул кобуру. Женщина, почувствовав легкий щелчок, едва заметно покрутила головой. – Не надо, Курт. Я сама. Ну? – она выжидающе уставилась на Степаныча. – Договаривайте! О чьем похищении вы говорите?

— Мари, можно я отвечу? – вызвался Лир. – Вчера утром Кэти с дочерью выписали из медбокса. Влад встретил их и вызвал такси. Подъехал черный «Кадиллак». Двое неизвестных схватили вашего сына, насильно усадили в авто и куда-то увезли.

Вновь повисла тревожная тишина. Мари за миг постарела на пять лет.

— Курт, – с трудом произнесла она.

— Да, госпожа? – тут же отозвался охранник со шрамом.

— Нужно выяснить номер того проклятого «Кадиллака» и как можно быстрей найти похитителей… Верните мне сына, Курт!

— Слушаюсь, госпожа!

— Так ведь номер не нужно выяснять, – с привычной невозмутимостью сказал дворник.

— Номер машины нам известен, – подтвердил Лир.

– Не может быть! – у Мари удивленно взлетели брови. – И что это за номер?

— Сейчас скажу, – Лир полез в карман за распечаткой.

— Не надо ничего искать. Я этот номер наизусть помню, – ухмыльнулся Степаныч. А затем совершенно серьезно произнес: – К2504.

— Что-о?! – еще больше взволновалась Мари. – Это номер моего «Кадиллака»!

Все снова оцепенели.

— Ну и денек сегодня выдался! – присвистнул от изумления Дима. – Выходит, вы похитили собственного сына? Так получается?

— Не говорите ерунды, молодой человек! – сурово осадила его женщина. – Я ничего не знаю о сыне со вчерашнего дня.

— Я не стану спрашивать у вас, сударыня, почему у вашего «Кадиллака» гангстерский номер, но позвольте узнать, где ваш автомобиль, – вкрадчивым голосом спросил Степаныч.

— Хм, я отвечу на оба ваши вопроса, – постаралась непринужденно усмехнуться Мари. – «Кадиллак» я купила уже с тем номером, который вы сейчас назвали. О том, что он гангстерский, как вы выразились, я понятия не имела. Это первое. А второе – мой автомобиль угнали.

— Вот это да! – наверное, впервые утратил самообладание дворник. – И когда же это случилось?

— Три дня назад. Леон, – Мария кивнула в сторону молодого охранника в бандане, – отправился на машине в город по моему поручению. Зашел за покупками в магазин, а когда вышел, «Кадиллака» уже не было.

— Печально, – покачал головой Лир. – Придется начинать поиски автомобиля с нуля. Кэти, – он повернулся к девушке, – прямо сейчас мы вернемся в главпочтамт, и ты снова организуешь почтальонов, чтоб они помогли нам найти «Кадиллак».

— А-а, так вот кто решил хозяйничать в моей компании! – рассердилась вдруг Мари. – Теперь понятно, кто вчера устроил саботаж. Мои подопечные, вместо того чтоб заниматься делом – разносить письма, оказывается, выполняли ваши поручения. Так выходит?

— Так, – подтвердил Лир.

— Постойте, так вы, значит, наша начальница?! – воскликнул Дима. – Очень рад знакомству с вами.

Мари подозрительно посмотрела на парня.

— Ты тоже состоишь в моем штате?

— Да.

— И я тоже белый почтальон, – тихо призналась Кэти.

— Так что ж вы тут делаете посреди рабочего дня?! – возмутилась Мари.

— Ищем вашего сына и отца Поли, – озабоченным тоном напомнил Лир.

— Ничем не могу вам помочь, – устало и обреченно вздохнула хозяйка дома. – Машину угнали, сына похитили, а персонал компании отлынивает от работы.

— У меня есть одна зацепка! – вдруг сказала Кэти. – Может, она поможет отыскать…

— Не тяни, девочка! Выкладывай свою «зацепку»! – вновь командным голосом рявкнула начальница почтальонов.

Кэти вынула из кармана куртки смятый листок бумаги, протянула его Мари.

— Вот. Эти люди схватили Влада и запихнули в машину.

— Я не знаю их имен, – покрутила головой женщина. – Но могу твердо сказать, что это люди Эллен.

— Эллен? – удивленно переспросил Лир. – Так звали мою жену. Ее убили двадцать лет тому назад.

— К сожалению, Эллен, о которой я говорю, жива и невредима, – горько усмехнулась Мари. – Она возглавляет научный Центр, который продолжает разрабатывать и производить вирус.

Помолчав, хозяйка дома обвела гостей испытующим взглядом.

— Я думала, это Эллен прислала вас убить меня.

— Какая мерзость! – выругался Лир.

— Получается, это Эллен похитила Влада, – взволнованно произнесла Кэти. – Но зачем?

— Кто ж его знает, – пожала плечами Мари. – Поговаривают, что Центр превратился в оплот черных почтальонов. Там им раздают ампулы с вирусом и задания, кого следует заразить.

— Влад служил черным почтальоном, – машинально перебила Кэти.

— Быть этого не может! – не поверила Мари.

— Он сначала заразил моего младшего брата, а потом излечил его. Я не хотела вам сразу об этом говорить.

— Мой бедный мальчик! Он пошел на это, чтоб заработать на мое лечение. А я… я скрывала от него, что я начальница белых почтальонов. Я богата, а он ради меня соглашался на подлость и преступления.

Мари снова поникла и постарела на несколько лет. Губы ее дрожали. Наконец она совладала с волнением и смогла опять говорить.

— Тогда я догадываюсь, что произошло. Влад нарушил устав черного почтальона –спас от смерти человека, которого он заразил. Моему сыну угрожает смертельная опасность. Курт!

— Да, госпожа!

— Собирай ребят, и немедленно отправляйтесь в Центр. Постарайтесь нейтрализовать охранников, а Влада освободите и доставьте ко мне. В каком бы состоянии он не был.

— Слушаюсь, госпожа!

— Я с вами, Курт, – вдруг вызвался Лир. – Есть у меня одно подозрение. Хочу его проверить.

— По поводу Эллен? – сразу догадалась Кэти.

— Да.

Курт, Леон и третий охранник по имени Виктор отправились выполнять приказ хозяйки дома. Лир присоединился к ним.

— Кто ж теперь будет меня охранять и развлекать? – улыбнулась Мари, оглядев гостей.

— Наверно, я, – неуверенно отозвался Дима.

— Нет, ты не подходишь. Езжай-ка, дружок, в главпочтамт. Отработаешь вторую смену. Время для этого еще есть.

— Я тоже не могу с вами больше оставаться, – заявил Степаныч. – Через час мне предстоит мести метлой на другом конце города. Надо успеть побриться.

— Вы всегда бреетесь перед работой? – удивленно спросила Мари.

— Конечно. Какое право имеет небритый человек на уборку улиц и дворов?

— Ну-ну. Вот вас, Степаныч, как раз и надо было бы оставить. У вас есть дар. Вы бы не позволили мне скучать. Езжайте. Побрейтесь и только после этого беритесь за метлу!

— Так и будет, сударыня.

Дима с дворником тоже покинули дом. Остались в нем только члены семьи: маленькая Поля, ее мама и бабушка. Чтобы семья была полной, нужно было найти отца девочки. Мари и Кэти не сговариваясь сжали кулаки и приготовились ждать и надеяться.


*12*


Центр появился в городе около четверти века назад. Под него отвели бывшую детскую больницу. Это был период в жизни города, когда стало привычным и даже модным делом ломать старое и устоявшееся, чтобы, как объясняли идеологи и вдохновителя движения непримиримых нигилистов, расчистить место для нового и неизбежного. Старый мир не щадили, не оставляли от него камня на камне, с новым тоже особенно церемонились – строили, не задумываясь о реальной пользе и не утруждая себя заглядывать в будущее. Лир сидел в бронированном внедорожнике – втором автомобиле, принадлежавшем Мари. Машину вел Леон, справа от него сидел Курт, Лир с Виктором устроились на заднем сиденье. Всю дорогу до Центра Лира не давала покоя свербящая мысль, воплотившаяся в недоуменном выражении лица. Неужели было время, когда существовали обычные больницы и ничто не предвещало появление роботизированных, напичканных сканерами медбоксов?

В первые два-три года своей работы Центр занимался тем, что создавал прапараты против сорняков, вредных грызунов и насекомых, угрожавших посевам и урожаям местных аграриев. Лир пропустил тот момент, когда в Центре поменялось руководство и в научных лабораториях и экспериментальных цехах стали изготавливать вирус. У него было название и химическая формула, но с самого начала появления вируса было заведено называть его именно так – вирус. Лир содрогнулся от новой мысли: сколько горожан и жителей других, порой отдаленных и мало известных населенных пунктов погубило это безжалостное оружие.

Наконец внедорожник подъехал к воротам Центра. Они отчего-то оказались открыты, словно людей Мари здесь ждали.

Курт, Виктор и Леон были наготове: с пистолетов и автоматов спущены предохранители, в расстегнутых поясных сумках поблескивали кольца гранат. Но это не помогло, никого не спасло.

Внедорожник въехал во двор и тотчас угодил в пекло. Словно дьяволу стало тесно в преисподней и он арендовал для нее место, созданное руками смертных.

Первым пулей был сражен Леон. Во дворе сохранилась еще с незапамятных времен детская карусель. Коники, ослики, олени и тигры под круглым островерхим куполом. Как в классической сказке. Издавая тихий, уютный скрип, фигурки плавно кружились, совсем одинокие, без единого седока. Зрелище вращающейся пустой карусели одновременно завораживало и вызывало чувство опасности. Не напрасно. В старые обшарпанные коники, ослики, олени и тигры были вмонтированы пулеметы и гранатомет. Неведомо кем управляемые, они открыли шквальный огонь по внедорожнику, изрешетили его капот и лобовое стекло, словно автомобиль был изготовлен не из бронированной стали и каленого стекла, а из консервной жести. Две пули прошли насквозь голову Лиона. Он умер мгновенно, и потерявший управление внедорожник врезался в карусель. Автомобиль вспыхнул, огонь и дым спасли пассажиров.

Но ненадолго.

Виктора расстрелял сверху дрон, внезапно вылетевший из-за угла главного здания Центра. Не было ни единого шанса спасти Виктора. В его замершем, остекленевшем взгляде навсегда осталась печать почти детского изумления. Лир коротким движением ладони, исполненным молчаливого крика, закрыл парню пустые глаза и устремился следом за Куртом. Тот не желал останавливаться. Промедление смерти подобно. Курту это было хорошо знакомо.

Он подорвался на минной растяжке, натянутой при входе в Центр. Разорванные дымящиеся останки охранника разметало по всему вестибюлю. Так Лир остался один. Больше не было ни единого свидетеля его собственной скорой гибели. В последнее время Лир много пил, барахлила печенка, поэтому терять ему было нечего. Такими мыслями пытался он себя успокоить.

Но главное, что помогало ему удерживать себя в руках и вынуждало двигаться вперед, навстречу неизбежной, неотвратимой гибели, – была маленькая Поля. Лиру не хотелось, чтоб какая-то сволочь, засевшая в Центре, рано или поздно добралась бы до девочки и заразила б ее вирусом.

А еще душу и разум Лира согревали предчувствие и надежда, что скоро он увидит Влада.

У Лира не было оружия, кроме того пистолета, который ему вернула Кэти. Лир усмехнулся: ирония судьбы была в том, что в пистолете не было обоймы. А забирать оружие у мертвых охранников Лир не стал по какой-то непонятной для него самого причине.

Так, безоружным и одержимым разгадать загадку Центра, в котором он когда-то работал, Лир зашагал по коридору. Ноги сами несли, ноги помнили, где Лир был молод и счастлив! Он подошел к своей лаборатории, некогда своей, и, вздохнув, отворил дверь. За дверью стояла незнакомка. На ней было длинное, до пола белое платье и черная маска. Смешная детская маска волка! А в дальнем углу помещения, заставленного столами с компьютерами и стеллажами с лабораторным оборудованием, сидя на полу, корчился от смертельных мук Влад.

— Ты долго шел, Макс, – неожиданно произнесла голосом Эллен незнакомка и наставила пистолет на грудь Лира.

— Эллен, ты жива! – расцвел под дулом пистолета он.

— Ошибаешься! – враждебно отозвалась она. – То, что осталось от меня, нельзя назвать мной. Прежней мной.

— Можно, я пройду?

— Проходи, если тебе не дорога твоя жизнь.

Эллен, не опуская пистолета, отступила на шаг в сторону, и Лир вошел в лабораторию. Сколько воспоминаний было связано с ней! Лир пристально уставился на маску, пытаясь сквозь прорези для глаз заглянуть в душу некогда самого дорогого для него человека – его жены.

— Уму непостижимо! Я же был на твоих похоронах. Ведь я сам их тогда организовал. Это было ужасно! Нашему сыну было уже три месяца, мы никак не могли придумать ему имя и ссорились из-за этого. У нас не было денег. Ты оставила мне малыша, а сама ушла в новый проект. Тебе обещали за него большие деньги, а вместо этого…

— Не тарахти, Макс. Неужто боишься меня? Раньше ты так никогда много не говорил.

— А ты не угрожала пистолетом.

— Все меняется, Макс. Кроме боли. Она никогда не проходит… Зачем ты пришел?

— Я хочу рассказать тебе о твоей смерти.

— Ты опоздал. Я знаю все о своей смерти и ничего о своей жизни.

— Ошибаешься, Эля! Ты не видела себя в тот день со стороны. Тебя привезли в закрытом гробу, запретили снимать крышку… А ты жива, да еще целишься в меня, словно ты в тире. Как такое могло случиться, что ты спаслась, а я ничего об этом не знал? Столько лет ты молчала.

— Меня инфицировали, но я выжила.

— Почему же ты не вышла на связь, почему не искала меня?!

— Теперь это неважно, Макс. Твоей прошлой, привычной жены больше нет. Есть только это чудовище! – она вдруг сняла с себя маску, и взгляду Лира предстал жуткий, обезображенный вирусом или противоядием лик – изъеденный язвами, измученный нестерпимыми страданиями.

— Какой ужас! – вскрикнул он. – Кто это сделал, кто посмел?!

— Как? Ты забыл свой самый главный эксперимент? Ты же делал ставку на него, Макс! Ты утверждал, что это прорыв в науке, что нам наконец удалось создать вакцину. Я доверилась тебе, ведь я тогда любила тебя, Макс, любила безумно. Я вызвалась быть добровольцем. Но эксперимент пошел не так, как ты задумал, и тогда ты решил избавиться от меня и все свалил на черных почтальонов.

— Это неправда. Убийцу подослал к тебе тогдашний директор Центра. Он же возглавил еще мало кому известную в те годы организацию «Черные почтальоны».

— Ложь! Убийцу нанял ты, Макс! Ты был серым кардиналом, ты брал на работу первых почтальонов-убийц, рассказывая им сказки про благородную миссию. А директор Центра был пешкой в твоих руках. Ты дождался, когда киллер ударом кулака свалит меня с ног и вколет вирус. А когда убийца сделал свое грязное дело, ты убрал его.

— Эллен, я любил тебя, но наука не терпит ошибок и требует избавляться от свидетелей провалов и неудач.

— Ты чудовище, Макс! И я тоже любила тебя. И люблю до сих пор. Но это не помешает мне нажать на курок. Как ты сказал, наука не терпит ошибок и провалов? Что ж, я отвечу тебе: любовь не терпит измен!

— Ты не посмеешь убить меня, Эля.

— Еще как посмею! Свыше двадцати лет я растила в себе росток ненависти к людям. И вот он наконец вырос в необъятное древо до небес. За эти мрачные, невыносимые годы я перестала презирать свое уродство и одиночество, я смирилась, сжилась с ними. Венцом моего терпения и душевной борьбы стала организация, которой нет равных в городе.

— «Черные почтальоны».

— Ты чертовски догадлив, Макс. Организация заменила мне семью, а нескончаемая работа над вирусом наполнила смыслом мою убогую жизнь. Я объявила войну жизни и создала огромную армию, воины в которой служат курьерами: они разносят не письма с глупыми новостями и пошлыми историями любви, а бандероли с вирусом. Я способна убить любого, и ты не исключение… Но раз ты здесь, я повторяю свой вопрос: зачем ты здесь, Макс Лир?

— Я пришел спасти его, – не задумываясь ответил Лир и показал на Влада, продолжавшего мучиться в дальнем углу.

— Ничего у тебя не выйдет! – вспылила Эллен. – Этот черный почтальон оказался предателем и трусом! Я вколола ему дозу вируса, предусмотренную в таких случаях. Он должен умереть.

— Ты с ума сошла, Эля! – оторопел Лир. И не отдавая себе отчета, пошел грудью на вооруженную женщину.

— Почему ты за него так беспокоишься? – зло усмехнулась она. – Это твой любовник?

— Дура. Это наш сын!

— Что ты сказал?!

— Что слышала! – он ткнул ей в лицо телефон с фотографией мальчика. – Видала?!

Эллен в замешательстве опустила руку с пистолетом. Оглянулась на Влада и снова уставилась черными глазницами маски на Лира.

— Что ты хочешь этим сказать? Парень на меня совсем не похож. Зато, знаешь, на кого похож? Вот на эту дрянь! – Эллен вдруг сунула под нос Лиру фотокарточку. – Я нашла ее в кошельке того, кого ты назвал нашим сыном!

— Это Мари, – всмотревшись в снимок, сказал Лир. – Приемная мать Влада.

— Приемная мать, говоришь? Она, и только она мой смертельный враг. Эта Мари – предводитель белых почтальонов!

— Ну и черт с ней! Зато ты – повелительница черных почтальонов. Ничья. Один – один!

— Нет, Макс, не ничья, – внезапно разрыдалась под маской Эллен. Она кивнула в сторону Влада. – Если он и вправду наш с тобой сын, почему он похож не на меня, а на другую женщину? Ведь она всего-навсего его приемная мать.

Вопрос Эллен поставил Лира в тупик. Он обратил долгий, вопрошающий, молящий взгляд на того, кто в это мгновенье больше всех на свете нуждался в помощи. Влад слабо улыбнулся в ответ. Затем, превозмогая боль, уже чувствуя под собой ледяной порог безвременья, произнес гаснущим, как пламя свечи на ветру, голосом:

— Любовь способна творить чудеса – незнакомых и разных людей делает близкими и похожими.

— Неужели у тебя со мной нет ничего общего?! – в отчаянии вскричала Эллен.

— Не знаю, – снова попытался улыбнуться Влад. – Может быть, скрытая красота.

Он поник, свесил голову на грудь.

— Ему не жить, – безжалостно изрекла Эллен. Но Лир не собирался сдаваться, он продолжал биться за парня – во что бы то ни стало желал спасти его угасающую жизнь.

— Влад – наш сын, и мы обязаны ему помочь. У него родилась дочь.

— Что-о?! Я стала бабушкой! Лир, почему ты об этом молчал?! – с упреком воскликнула Эллен. Она мигом переменилась – швырнула в сторону пистолет, засуетилась, из-под маски потекли гной и слезы. – Надо что-то придумать. Сейчас же!

— Эля, у тебя есть набор для экстренной вакцинации? – Лир взял жену за руку. – Я подумал, что…

— Ты хочешь, чтоб я вакцинировала нашего сына? – встрепенулась, словно раненая птица, Эллен. И неловко повела рукой, как подбитым крылом.

— Нет, это сделаю я. Если ты будешь так любезна не рыдать, а принести мне прибор.

— Но как же чип смерти, Макс? Ты будешь обречен, если решишься на это. Послушай!..

— Не тараторь, Эллен. Ты так много никогда не говорила. Где маска для наркоза? Где трубка с коннекторами и иглы, черт подери?!

— Сейчас, Макс!

Эллен принесла принадлежности для вакцинации. Лир сел рядом с Владом. Приложив к его бледному лицу анестезионную маску, усыпил его наркозом, вколол две иглы – одну себе в вену, другую – сыну, включил микронасос и принялся молить Бог, чтоб Он не мешал ему делиться кровью с его родным, любимым мальчиком, которого он наконец обрел под конец жизни. Лир был первым почтальоном, не белым и не черным, а первым, и в его крови покоился антивирус. Он долго, очень долго был Лиру ни к чему. Но вот настал час, и Лир его активировал и вместе с кровью передал сыну. И в тот же миг запустил спрятанный в нем, в Лире, чип-мину – орудие возмездия против предателей, трусов и благородных спасителей чужих жизней.

Владу стало лучше уже через четверть часа, но слабость была еще очень сильна. Голова кружилась, тело ломило, а ноги подкашивались, но угроза жизни была устранена. Эллен позвонила кому-то по внутреннему телефону, велела прийти. Через пару минут явился карлик в большой кепке и непроницаемых солнцезащитных очках.

— Луи, отвезешь молодого человека туда, куда он скажет.

Она сняла маску и поцеловала воспаленными губами карлика – тот не шелохнулся, не отвел в сторону лицо.

— Ты верно служил мне, Луи. Послужишь теперь ему.

— Но, моя госпожа! – от неожиданности карлик дернул кепку за козырек.

— Не спорь, Луи, – грустно сказала Эллен, снова надевая маску детского волка. – Береги этого мальчика, как свою жизнь. Ведь он мой сын.

Карлик впервые с интересом посмотрел на парня.

— Слушаюсь, госпожа!

— Ступай.

Карлик неожиданно легко поднял на ноги Влада и, взвалив его на спину, как самый драгоценный ковер или сундук с сокровищами, понес к выходу. Вскоре со двора донесся рокот мотора. Лир вопросительно уставился на маску Эллен.

— Да-да, ты не ошибся. Это «Кадиллак», который я угнала у твоей Мари.

— Просто «у Мари». Моя это ты. И только ты.

— Все хотела тебя спросить, а как поживает мой «Мустанг»?

— Он цел, по-прежнему на ходу. Немного состарился и утратил былой лоск.

Лир неожиданно пошатнулся, но устоял.

— Что с тобой, Макс?! – вскрикнула Эллен, подставляя мужу плечо. – Обопрись о меня.

— Началось, – стараясь быть спокойным, сообщил Лир.

— Я надеялась, пронесет.

— Напрасно надеялась. Первый чип смерти я сам внедрил себе. Я решил перестраховаться, поэтому чип вышел вовсе не чипом, а настоящей бомбой! Она где-то здесь, – Лир похлопал себя в области почек. – Эля, где у тебя самое опасное место?

— Ты имеешь в виду в Центре? – Эллен сразу догадалась, что задумал ее головастый, неиссякаемый на идеи и выдумки муж. – В гараже. Там стоят бочки с горючим и машинным маслом.

— Отлично! – взбодрился Лир. – Идем туда.

В гараже пахло автомобилями, прошлыми поездками и еще неосуществленными мечтами. Сев на бетонный пол, Лир притулился спиной к бочке с бензином. Эллен присела рядом.

— Ты хочешь взорвать Центр?

— Я хочу разнести вдребезги свою непутевую жизнь.

— Тогда я с тобой.

— Я против, Эля. Ты еще молода, запросто сможешь найти другого и начать жизнь заново.

— Не говори ерунды, Макс! Я тебя слишком долго ждала, чтоб что-то начинать. У меня единственное желание – вместе продолжить начатое когда-то. И так же вместе его завершить.

Она порывисто сорвала с себя маску, отбросила ее прочь и, приблизив губы к его губам, долго и отчаянно целовала… Как в те дни, когда они только познакомились.

Наконец она нашла в себе силы оторваться от его губ, вытерла слезы на заметно похорошевшем лице и как ни в чем не бывало заявила:

— Чип сработает минут через двадцать. У нас есть время. Давай почитаем письма.

— Какие еще письма? – удивился Лир.

— Вот эти, – она встала, порылась в коробке со слесарными инструментами и достала стопку пожелтевших от времени перетянутых резинкой писем. – Здесь твои и мои.

— А откуда у тебя могут быть твои письма?

— Хм, ты не догадываешься? Я писала их тебе, но так ни одного и не отправила. Вот что, ты будешь читать свои письма, а я свои. Кто начнет?

— Я! – мгновенно откликнулся Лир, не сводя с Эллен восхищенных глаз.

Они разделили письма примерно на две равные части. Лир сосредоточился, напрягся, долго не решался вынуть из своей стопки письмо, словно речь шла не о старом послании, а о жребии. Наконец решился. Первое письмо, к удивлению, оказалось действительно первым, которое он давным-давно написал своей жене.

— «На днях вспомнил, как мы с тобой познакомились. Ты была красива, но ужасна независима и неприступна. Как-то ради смелости я напился и стал тебя поджидать возле твоего дома. А тебя все не было и не было. Я вышел из двора на улицу и в этот момент стал свидетелем того, как ты падаешь. Это происходило, как в кино. Ты поскользнулась и упала в лужу. Я подбежал к тебе, но вместо того чтоб помочь тебе подняться, плюхнулся рядом. Ты сперва засмеялась, а затем смутилась и отодвинулась от меня».

— «Отодвинулась? – Эллен перехватила эстафету. – Конечно! Ведь ты тут же уперся в меня своим членом. Он стоял у тебя, как водонапорная башня».

— «Никакой это был не член, а ключ от гаража».

— «Не ври! Ты думаешь, почему я согласилась с тобой встречаться? Я приложила к твоему члену ладонь и поняла – размер что надо!»

«А помнишь, – достав из стопки очередное письмо, читал Лир, – как мы гуляли ночь напролет и рассказывали друг другу любимые фильмы? Накануне я посмотрел фантастический фильм про то, что существует время-самец и время-самка. И если кто-нибудь застанет миг их соития, то вместе со сперматозоидами-мгновеньями сможет отправиться в путешествие во времени. У героя фильма, молодого физика, выдвинувшего гипотезу двуполого времени, умирает дед. Парень приезжает в его дом, чтоб на чердаке разобрать старые вещи, и натыкается на коробку, а в ней обнаруживает стопку писем. Примерно такую же, как ты прятала в гараже. В одном из конвертов он находит письмо и фотокарточку с портретом красивой девушки. Она брюнетка, но одна прядь волос на ее голове совершенно белая. На обратной стороне надпись «Твоя М.Э.» Парень влюбляется в девушку на фотокарточке. Эта странная любовь, став навязчивой идеей, не дает ему покоя. Однажды он оказывается посреди бескрайнего летнего поля. Начинается жуткая гроза. Но, что удивительно, молния бьет не сверху, а из недр земли, целясь в небеса. Небо неожиданно делится молнией на две половины – черную и белую. На границе двух небес происходит что-то невероятное! У черного неба-времени появляется продолговатый выступ в форме фаллоса, а у белого – впадина-влагалище. Они входят друг в друга, и начинается невиданное совокупление времени-его и времени ее. Вот они, эти два времени – мужское и женское, решает парень и бросается к тому месту, откуда недавно из земли ударила молния. Наконец он дожидается своей заветной мечты – очередная молния уносит его ввысь и он оказывается внутри семени-часа. А спустя миг он переносится в прошлое и встречает в городе девушку, чей портрет он видел на фотокарточке. Они знакомятся. Девушка признается парню, что прибыла сюда из еще более старого прошлого, чтоб познакомиться с ним. И показывает его фотографию».

— «Это мальчиковый фильм, – читала в ответ свое письмо Эллен. – Мне больше понравился другой, снятый в жанре фэнтези и артхауса. Снежная королева была мачехой Снегурочке. Сварливая и самовлюбленная женщина послала падчерицу к реке за водой. А происходило это зимой. Бедная девушка зачерпнула в прорубе воды и ненароком поймала в ведро говорящую Щуку. Та ей молвит: «Загадай желание – любое исполню!» Снегурочка растерялась, ничего не стала загадывать. Принесла Щуку домой. А Морозко, отец Снегурочки, и Снежная королева как увидели волшебную Щуку, так тотчас же ума лишились и совести. Набросились вдвоем на несчастную рыбу, давай ее трясти и требовать выполнения заоблачных желаний. Дело дошло до того, что Морозко со Снежной королевой едва не подрались. Помешал им незваный гость – Король соседнего королевства. Ему вдруг взбрело в голову, что его королевство маловато и его границы срочно надо расширить. В общем, он без приглашения и без стука вломился в дом к Морозко и Снежной королеве. Увидел говорящую Щуку и тут же захотел ею обладать. Как думаешь, отдали ему щуку Морозко со Снежной королевой? Черта лысого! Они заморозили того наглого Короля, раскололи ледяную фигуру на множество кубиков и еще долго использовали их для коктейлей. Словом, тот неотесанный Король так разозлил их тогда, что они помирились, а Щуку выпустили обратно в реку. А Снежная королева вдобавок полюбила Снегурочку, как свою дочь».

— Сюр какой-то, – отложив письма, устало произнес Лир. – Лучше любого фильма был с тобой секс. Я любил заниматься с тобою любовью.

— Я тоже. А помнишь страшный случай, когда мы поехали в отпуск на поезде? Нашей дочери тогда было полгода. На остановке я вышла с ней подышать воздухом и упустила момент, когда поезд тронулся, и я с малышкой осталась одна на станции. Это был такой ужас! Я думала, умру прямо на станции… и проснулась в холодном поту. И подумала, хорошо, что это был сон. А следом подумала: а может, и нет. Ведь если б это была явь, у нас была бы сейчас взрослая дочь.

— Что ж, зато у нас есть взрослый сын.

— Ты прав, Макс. И это не сон, а явь. До сих пор не верится. Спасибо тебе, что нашел меня и сообщил эту новость, – Эллен снова наклонилась к Лиру и, уже больше не сдерживая рыданий, поцеловала его.

— Ну-ну, перестань, – Лир погладил жену по измученному одиночеством и страданиями лицу.

— Я держусь, Макс. Меня приободрили, порадовали наши письма, – сквозь слезы улыбнулась она. – Знаешь что, негоже здесь умирать.

— Но здесь бензин, – попытался возразить он.

— Ерунда! Ты напичкан взрывчаткой, в тебе ее столько, что хватит взорвать десять таких Центров. Если умирать, то заливаясь от хохота! Пошли на карусель, Макс. Смерть с почтением уступит тебе место.

Они перебрались из душного, пропитанного парами бензина и машинного масла гаража на старую детскую карусель. Эллен села на лошадку, Лир, пошатываясь, забрался на тигра – и они пустились в путь. По кругу, как Земля вокруг Солнца, как звезды вокруг оси галактики, как душа вокруг желания – основного инстинкта жить. Сперва плавно, но с каждой секундой все быстрей и быстрей завертелась карусель. И когда она набрала, наверное, максимальную скорость, Лир зачем-то слез с тигра и, хватаясь за деревянные фигурки животных, двинулся к Эллен. Она давно скинула с себя маску и больше не стесняясь своего физического уродства – улыбалась, светилась каждой незримой клеточкой своей души. Подойдя к Эллен, Лир вдруг сильным движением скинул ее с карусели

— Прощай! – крикнул он вдогонку жене. – Будь живой!

Женщина упала лицом в траву и попыталась приподнять голову, но напрасно: взрывная волна вдавила ее в землю. Оглушила, опалила, но не убила.


*13*


— Господин, куда прикажете ехать? – глядя на Влада во внутреннее зеркало заднего вида, спросил карлик. Он лихо вел ворованный «Кадиллак», подсунув под себя пустой ящик из-под патронов.

Влад на миг задумался. Отчего-то в памяти всплыл образ Никиты. Мальчик распростер ему объятия и улыбался лучезарно и искренне.

— Поезжай. Я покажу дорогу.

Меньше чем за десять минут «Кадиллак» примчался к дому Кэти. Двор был усеян первыми кленовыми листьями – осенними письменами Бога. Красные строки-прожилки, подобно линиям на ладони, замысловато разбегались в разные стороны. Понять, что хотел сказать Господь, было не просто.

— Можешь подождать?

— Сколько надо, – кивнул Луи. Он заглушил мотор и откинулся на спинку сиденья. – Если потребуется, я буду ждать вечность. Отныне это моя обязанность.

Влад неторопливо, отдыхая на лестничных площадках, поднялся на четвертый этаж. Позвонил в знакомую дверь. Открыл Никита.

— Привет, – поздоровался мальчик. – А почему ты один?

— С кем ты там разговариваешь? – донесся из глубины дома женский голос.

— Это Влад.

— А кто со мной должен был прийти? – удивился парень.

— Кэти и Поля. Где они?

— Я был уверен, они у вас. Можно я войду?

— Конечно, проходи.

Никита открыл дверь шире и пропустил Влада в прихожую. Навстречу гостю из кухни вышла мать Кэти. На ней был яркий, украшенный спелыми арбузами фартук.

— Здравствуйте, – улыбнулась она гостю. – Мы как раз обедать собрались. Присоединитесь к нам?

— Я приехал за Кэти и дочкой.

— Странно, – почувствовав неладное, женщина напряглась и стала взволнованно теребить фартук. – Кэти отправилась вас искать. Наверное, вы разминулись.

Влад оцепенел, но лишь на мгновение.

— Вот что, собирайтесь! – твердо произнес он. – Поедете со мной. Здесь оставаться небезопасно.

— Но как же так? Ведь суп остынет, – мать Кэти с тревогой и скрытой мукой во взгляде посмотрела на парня.

— Едемте. По дороге я вам все объясню.

На сборы ушло пять минут. Внизу как часовой ждал Луи. Все сели в «Кадиллак» и умчались. С деревьев продолжали срываться и падать на землю кленовые письмена.

Влад велел ехать ко второй своей матери. После того как он открыл для себя биологическую мать, парень решил для себя, что отныне у него две мамы: Мари и Эллен.

— После моего похищения Кэти, вероятней всего, занялась моим поиском и обратилась за помощью к Лиру, – высказал предположение Влад. – Не исключено, что они побывали у моей приемной матери.

Возле дома Мари стоял «Мустанг» Лира. Вид у него был такой же покинутый и одинокий, как у собаки, внезапно оставшейся без хозяина. Казалось, старый «Мустанг» умер во сне и его автомобильная душа отправилась следом за Лиром на небо.

— Луи, побудь здесь. А вы пойдете со мной, – велел парень, обратившись сначала к карлику, затем к матери Кэти и Никите. Он помог им выйти из авто и первым направился к крыльцу. Невзирая на слабость во всем теле, он шагал так быстро, что женщина и мальчик отстали.

В гостиной Влад застал приемную мать в компании с Кэти и дочерью и почему-то совсем не удивился этой встрече. Свекровь и невестка что-то горячо обсуждали, когда он вошел.

— Любимый, ты жив! – едва завидев его, Кэти бросилась к парню и повисла у него на шее. Поля как ни в чем не бывало покоилась на руках бабушки Мари и беззаботно причмокивала пухлыми губками.

— Кэти, как я соскучился по тебе! – Влад осыпал поцелуями лицо жены. Оглянулся – в этот момент в комнату входили ее мама и брат. – Посмотри, кого я тебе привез!

Увидев хозяйку дома в инвалидной коляске, мать Кэти подошла к ней и поздоровалась.

— Добрый день. Меня зовут Татьяна Герасимовна. А это, – она с улыбкой указала на мальчика, – мой младшенький.

— Очень приятно, – в ответ тоже улыбнулась женщина в инвалидной коляске. – Я Мари, приемная мать Влада.

— А где его настоящая мать? – машинально спросила Татьяна Герасимовна и тотчас смутилась. – Простите, наверно, не надо было об этом спрашивать.

— Почему же? Очень даже вовремя вы спросили, – подняла строгие брови Мари. – Когда Владу исполнилось восемнадцать, я помогла ему устроиться в Центр, чтоб он отыскал родную мать.

— Но ведь Центр известен тем, что его сделали своей базой черные почтальоны? – удивилась Кэти. – Не понимаю, как вы, предводительница белых почтальонов, могли пойти на это – отправить сына в логово врага.

— Хм, ты еще очень молода, девочка. Тебе еще многое в новинку и кажется размытым и смутным, как силуэт человека в сумрачный час, – мягко возразила Мари. – Только в черном теле может вырасти по-настоящему белая душа.

…Прошло семь месяцев. Кончался апрель. Пасха в том году была поздней и как никогда долгожданной. В субботу, накануне Светлого Воскресенья, мама Кэти впервые в своей жизни испекла пасхальные куличи, рецепт которых ей сообщила во сне ее покойная мать, и, вынув из духовки, расставила их, словно крохотные сугробы, на белом кухонном столе. Помочь свахе подготовиться к празднику приехала Мари. Она прибыла на «Кадиллаке», который ей на следующий после своего воскрешения день вернул Влад. Обняв Мари, он сказал тогда:

— Ради твоего спасения, мама, я заражал людей вирусом. Это страшно.

— Не суди меня строго, сынок. Жизнь не карусель, но все равно приходится вертеться, – ответила ему приемная мать. И с горечью добавила: – Даже на дне самой светлой души найдется горсть черной золы.

Инвалидную коляску с Мари подняли на четвертый этаж с помощью строительной лебедки, которую невесть где раздобыл вездесущий Степаныч. Он же помог Владу установить лебедку на крыше дома. «Кадиллак» с номером Аль Капоне все так же водил Лир. На протяжении нескольких месяцев карлик служил «слугой двух господ»: Влада и его приемной матери. Он исправно выполнял все их просьбы и указания и ни разу не выдал своих искренних чувств: карлик ужасно тосковал по первой хозяйке. Казалось, эта неуемная тоска камнем придавила доброе сердце Луи, и он, и без того низкорослый шкет, стал еще ниже и беззащитней. Самый чуткий в семье, Никита искренне сдружился с ним. Мальчик заметно вытянулся за осень, зиму и начало весны и стал на голову выше Луи. Неумело скрывая жалость к карлику, он воплощал любовь к нему в душистых спелых яблоках, которые Луи обожал, и совместных ночных гонках по городу на «гангстерском» «Кадиллаке».

В квартире было душно, жар с кухни и энергия живых тел быстро нагрели воздух в квартире. Пришлось приоткрыть окно в комнате, которую Кэти с Владом отвели под спальню и детскую. Маленькая Поля научилась ползать, да так шустро, что порой ее родители не успевали уследить, куда она уползла и в каком углу притаилась. Так произошло и в тот предпраздничный день. Влад пылесосил, Кэти красила яйца, Татьяна Герасимовна разливала по судочкам наваристый холодец, Мари, сидя в коляске и положив на колени разделочную доску, крошила салат из самых сочных своих воспоминаний – и в этот момент Поля исчезла.

Первой спохватилась Мари.

— Поля? Ты где, принцесса? Никто не видел Полю?

— Куда ж она могла деться? – тоже встревожилась мать Кэти.

— Ключи у меня с собой. Так что «Кадиллак» она никак не могла увести, – пошутил карлик. Он сидел в гостиной на старом миниатюрном стульчике, еще помнившем прикосновения детских поп Кэти и Никиты, и смотрел по телевизору мультфильмы.

Нашли малышку по мокрому следу на полу. Видимо, она написала и влага просочилась сквозь памперс. Поля сидела в спальне родителей возле окна и играла двумя сумками почтальонов. Одна сумка была Кэти, другая Влада. Над головой девочки кто-то летал. Присмотревшись, Кэти изумленно всплеснула руками.

— Это же голуби!

— Наши с тобой голуби! – не веря своим глазам, воскликнул Влад.

Одна птичка была белой, другая черной. Они вели себя мирно и безмятежно, проявляя трогательную заботу друг к дружке.

А потом разом выпорхнули в приоткрытое окно.

— Диво, – с облегчением выдохнула Татьяна Герасимовна.

— Почудилось, – эхом отозвалась Мари.

И вот наступила Пасха – праздник, любовь к которому привила Кэти ее бабушка. В доме было оживленно, царили одновременно веселье и умиротворение. Все беззаботно болтали и никого не слышали. Одними из первых приехали Степаныч с Димой. Дворник был при параде: на нем был бежевый костюм с чужого плеча и бабочка, которую он ловко свернул из красного кленового листа. Степаныч приехал не с пустыми руками.

— Вам подарок от нас с Димкой, – сообщил дворник и с совершенно серьезным видом вручил хозяйке дома метелку на длинной ручке.

— Это для того, чтоб я могла сметать паутину на потолке? – немного обидевшись, спросила Татьяна Герасимовна.

— Вовсе нет. Чтоб вы могли каждый день радоваться жизни, – загадочно улыбнулся Степаныч. Повернувшись к Диме, замершему рядом, словно суслик, грымкнул на него: – А ты чего ворон считаешь? Привез, что я тебе велел?

— Да, вот, – спохватился Дима. Он достал из сумки почтальона, висевшей у него на плече, пустой цветочный горшок и пакетик с землей.

— Дай сюда! – дворник нетерпеливо забрал у парня горшок, насыпал в него землю. Затем вежливо обратился к матери Кэти, с недоумением наблюдавшей за действиями странного гостя.

— Сударыня, не будете ли вы любезны дать мне на секунду ваш подарок и принести мне бутылку с водой?

Вконец опешив, хозяйка дома отдала дворнику метелку и ни слова не говоря направилась на кухню. Когда Татьяна Герасимовна вернулась с пластиковой бутылкой воды, из цветочного горшка торчала метелка. Смотрелась она в горшке так естественно, что мама Кэти, не удержавшись, рассмеялась.

— Похожа на пальму.

— Так это ж она и есть.

Дворник полил горшок, и метелка в тот же миг превратилась в маленькую зеленую пальму. Вместо фиников на ней красовались конфеты и пряники.

— Ну вы и выдумщик, Степаныч! – похвалила Татьяна Герасимовна.

— А если так? – усмехнулся он и провел рукой по листьям пальмы – из них, как из ночника, заструился молочный свет.

— Чудеса, да и только! – восхищенно произнесла хозяйка дома.

— На Пасху и не такие чудеса случаются, – подмигнул дворник. Затем, принюхавшись, облизнулся. Во всех комнатах пахло сладкой сдобой, не смолкал детский и взрослый смех, а солнечный свет на синих, как небеса, окнах рисовал узоры счастья.

Пасхальные куличи и яйца посвятили еще в субботу вечером, пора было садиться за стол, но все медлили. В дружном волнительном молчании ждали чего-то или кого-то, не решаясь спросить друг у друга: ну когда же? Скоро ли?

Наконец во входную дверь позвонили. Все обмерли, застыли в тех позах, в которых их застал долгожданный звонок. Переглянувшись с Владом, Кэти направилась в прихожую. На пороге стояла женщина с букетом тюльпанов, которыми она неумело прикрывала безобразное лицо. К прежним язвам и шрамам добавились ожоги. За спиной гостьи стоял счастливый Луи. Отныне карлик был слугой трех господ. Его мечта сбылась.

— Здравствуйте, Эллен Германовна. Мы вас все ждем, – приветствовала гостью Кэти.

— Здравствуй, Кэти. Два часа назад меня выписали из больницы. Пришлось задержаться, – Эллен улыбнулась сквозь букет. – Так приятно, когда тебя выписывают из больницы, а не из медбокса. В этом столько естественной правды.

— Мама, давай помогу тебе раздеться, – предложил Влад и принял от Эллен пальто.

— Тебе сюрприз, – прошептала она и украдкой сунула ему в руку плоский продолговатый предмет. Даже не глядя на него, Влад догадался, что это телефон Лира.

Эллен прошла в гостиную, поздоровалась со всеми за руку, поцеловала в щеку Полю. Перевела взгляд на Мари, неподвижно сидящую в коляске, – и мигом просветлела темным, как кора дерева, лицом.

— Маша. Это ты!

— Эля! Как же давно я не видела тебя, сестричка!

И тут произошло новое чудо. На глазах у всех, кто в тот момент находился в доме семьи Кэти, лицо Эллен неузнаваемо преобразилось. Словно короста, с него слетели ужасные следы боли и разочарований. И подобно тому, как под свежей штукатуркой в древнем храме внезапно обнаруживаются истинные, первородные фрески, под печатью вины и проклятья, под язвами и ожогами оказалось прекрасное, чистое, красивое лицо женщины. Эллен наклонилась к Мари, протянула ей тюльпаны и нежно, по-сестрински поцеловала ее.


Декабрь 2021 – май 2022 г.

Як замовити персональну книгу-казку

  1. Зв'язатися з нами за цією формою.
  2. Надішліть нам фотографії , які ви хочете розмістити в книзі, в хорошій якості.
  3. Заповнити анкету , яку ми надішлемо вам для написання казки.
  4. Ви можете надіслати нам вітальний текст від вашого імені, який ми включимо до книги-казки.
  5. Ми працюємо за передоплатою , що становить 50% вартості створення книги (написання казки, дизайн, оформлення та верстка книги).
Заказать книгу


    ×
    Заказать книгу


      ×
      Заказать книгу

        Если Вы заказываете 5 экземпляров персональной книги "Книга-сказка для ребенка" или "Книга-сказка на Свадьбу", то вы получаете скидку 25% на каждый экземпляр. Теперь Вы сможете подарить копии книги всем Вашим родственникам.


        ×
        Задать вопрос

          ×
          Книга-сказка для влюбленных
          Сказки для влюбленных

          Если вы влюблены и хотите сделать любимому человеку оригинальный, красочный, незабываемый и, главное, душевный подарок – закажите ему книгу. Не простую книгу, а персональную, в которой вы и дорогой вам человек будете главными героями. К годовщине вашего знакомства, совместной жизни или отношений мы напишем добрую романтическую сказку для влюбленных ..

          Читать дальше

          ×
          Корпоративная книга-сказка
          Детские сказки

          Вы – счастливая мама или папа. Ваш ребенок растет не по дням, а по часам. Вы души не чаете в своем малыше. Он наполнил вашу жизнь драгоценным теплым светом, о котором раньше вы могли только мечтать. Жизнь прекрасна!..

          Читать дальше

          ×
          Книга-сказка на свадьбу
          Сказки на свадьбу

          У Вас или Ваших близких скоро свадьба? Вы хотите удивить свою половинку необычным подарком? Если вы хотите сделать любимому человеку оригинальный, красочный и незабываемый подарок – закажите книгу, в которой вы и любимый вами человек будете главными героями ..

          Читать дальше

          ×
          Персональные сказки-фантазии
          Сказка-фантазия

          У вас есть все. Вы многое видали на своем веку, и вас уже ничем не удивить. Жизнь предсказуема, считаете вы, все роли в ней давно расписаны, а сюжет известен заранее. Оттого жизнь скучна.
          А что, если… Нет, погодите, дайте сказать нам слово ..

          Читать дальше

          ×
          Книга-сказка для ребенка
          Книги для ребенка

          Вы – счастливые родители и задумались, какой бы подарок подарить своему малышу. Мы с удовольствием напишем книгу-сказку, в которой ваш маленький сын или дочь будут главными героями, и поместим в книгу фотографии вашего ребенка..

          Читать дальше

          ×
          Книга-сказка для детсада
          Книги для дет.сада

          Мы знаем, что подарить детям, которые ходят в одну группу детского сада. Это – книга с фотографиями этих детей. А если к фотографиям добавить сказочную историю про этих детей, красивый, яркий, веселый дизайн – получится настоящая книга-сказка! Вы только вообразите себе ..

          Читать дальше

          ×
          Книга-сказка для школьников
          Книги для школьников

          Чем удивить современных школьников? Это задача не из легких. Они такие умные, ловкие, сообразительные, они все хотят знать и уметь. Они такие необыкновенные, что вполне могли бы стать героями захватывающей приключенческой истории. А почему бы и нет? ..

          Читать дальше

          ×
          Книга-сказка к празднику
          Книги на праздник

          Книга на праздники, сделанная индивидуально, — это очень оригинальный подарок. Врятли кто-то будет ожидать такого. Праздников так много: Новый год, 8 Марта, Рождество, 14 февраля, день рождения, 23 февраля, юбилеи, профессиональные праздники. Список можно продолжать ..

          Читать дальше

          ×
          Книга-сказка на выпускной
          Книги на выпускной

          Не стоит думать, что сказка хороший подарок только для выпускников детского сада или младшей школы. Яркая современная фотокнига – это самый удачный и оригинальный подарок для самых разных случаев. В том числе ей будут рады и старшеклассники, выпускники вузов, лицеев, колледжей и любых других учебных заведений..

          Читать дальше

          ×
          Книга-фотоальбом
          Фотоальбом

          Под фотоальбомом мы понимаем книгу с Вашими фото, оформленную в творческом стиле. Для взрослых и детей прекрасным подарком к любому празднику станет фотоальбом!
          Малыши очень быстро растут и меняются, особенно в первый год жизни. Только родители знают, какие они бывают

          Читать дальше

          ×
          Заказать Именную книгу


            ×
            Заказать Индивидуальную книгу


              ×
              Книга-сказка для юбиляра
              Книга для юбиляра

              К юбиляру всегда особое отношение. Трепетное и почтительное. Юбиляра неизменно окружают любовью и вниманием. А какие подарки дарят юбиляру! Самые-самые!

              Если приближается юбилей близкого вам человека, друга или коллеги по работе, то рано или поздно вам придется подумать о подарке имениннику.

              Читать дальше

              ×
              Заказать книгу


                ×