— Белочка, забери мой камушек.
Елену мучила боль в правой части живота, под печенью.
— У вас камень в желчном пузыре, – сказал врач и предложил Елене лечь на операцию.
— У всех людей есть камень. У одних в почках или желчном пузыре, у других на сердце, у третьих камень вместо головы. Так что же им всем нужно ложиться на операцию? – с сомнением спросила Елена.
— Мое дело было вас предупредить, – устало вздохнул врач.
— О чем предупредить?
— Видите ли, любезная, в вашем организме не просто камень образовался, а скопилось невостребованное, нереализованное время.
— Кем не реализованное?
— Вами, разумеется. Видите ли, большинство людей в наше время либо страдает от ожирения временем, либо оно, это беспутное время, как в вашем случае, сбивается в камень, а затем рвется наружу, причиняя вам боль.
— Но что же я сделала не так, что заслужила такие муки? – Елена на минуту задумалась, устремив взгляд внутрь себя. – Я не вела беспорядочный образ жизни, как некоторые. Откуда взялась у меня эта напасть? Не молчите, доктор! – она вскинула на врача глаза, блестевшие от слез. – Скажите, это время, которое возникло внутри меня в виде камня, – оно никак не связано с мужским семенем?
— Откуда мне знать, любезная? – виновато улыбнулся врач, протягивая женщине носовой платок. – Мы живем в эпоху новых болезней и новых грехов, когда сам Господь с трудом разбирает, во что обратился тот мир, который Он сотворил когда-то.
— Так что же мне теперь вечно мучиться? – в отчаянии заломила руки Елена.
— Зачем же? Проводите больше времени на свежем воздухе, гуляйте, смотрите по сторонам. Глядишь, вы найдете того, кому нужно ваше время.
— Ходить по городу? Для меня все это так неожиданно.
— А ваша боль? А бессмысленный камень времени, который сидит в вас? Разве можно быть готовым к неизбежности?.. Вот что, – он выдвинул ящик стола и, порывшись в нем, опустил перед изумленной женщиной пакет с грецкими орехами. – Сходите в парк, покормите белок.
— Кого покормить? – она уставилась на врача ошарашенным взглядом.
— Белок, вы не ослышались. Представьте себе, что каждый орех – это мгновенье, которое застряло в вашем желчном пузыре. Весь этот пакет орехов можно сравнить с вашим камнем. Раздайте орехи белкам, поделитесь с ними своими нереализованными минутами, и рыжие созданья освободят вас от скрытого времени, разгрызя скорлупу. Надеюсь, тогда вам станет легче.
Елена спустилась в городско парк. Стояла середина осени. Парк был похож на взбитый гоголь-моголь: золотая пена листвы сахарилась на солнце, к ней липли последние теплые лучи света и рассеянные взгляды отдыхающих, без дела слонявшихся по тихим желтым аллеям. Почувствовав тяжесть в животе, Елена захотела присесть, но, к ее удивлению, все ближайшие скамьи оказались занятыми. На них сидели юные парочки и самозабвенно целовались. Елена была одна, ей не с кем было целоваться, поэтому она вынула из сумочки два ореха и принялась стучать ими друг о дружку: «Белочка, забери мой камушек». Так она пыталась подозвать к себе белок. Одна из пушистых рыжих шалуний спустилась с золотого каштана, подбежала к Елене и, робко вытянув к ней лапки, осторожно забрала у нее орех. Белка-добытчица ускакала, гордо подняв хвост, а женщина достала из сумки еще парочку орехов и, машинально постукивая ими, как кастаньетами, зашагала дальше.
Впереди потянуло болотной гнильцой – там был небольшой безнадежно заросший тростником и травой пруд. Поморщившись, Елена хотела было повернуть в сторону, как вдруг ее живот пронзила острая боль. Врач, подлец, обманул меня с белками: они слопали все мои орехи, а мое время оставили мне, болезненным током пронеслось в ее голове. Она оперлась спиной о дерево, чтоб не упасть, и в этот момент из зарослей кустарника, окаймлявшего пруд, вышел незнакомец. Его мрачный таинственный вид вызвал у Елены мгновенную тревогу. Он был одет в длинный, до щиколоток, черный плащ с капюшоном, накинутым на голову и закрывавшим неизвестному глаза. Полы плаща развевались при каждом его шаге. Он подошел вплотную к женщине и, распахнув плащ, прижал ее своим телом к дереву. Она почувствовала спиной шершавую кору дерева, а грудью – струпья и шрамы, сплошь покрывшие тело незнакомца. Она по-прежнему не видела его глаз, спрятанных под капюшоном, она чувствовала его грубые ласки и безобразное тело, она хотела закричать и позвать на помощь, но вместо этого коротко вскрикнула, когда он без прелюдий вошел в нее. Сумка выпала из ее рук, и орехи, рассыпавшись, закатились в траву. В тот же миг боль отпустила ее, и Елена испытала блаженство.
— Ты – монстр, – сказала она, когда все было кончено.
— Да, меня здесь все так зовут, – глухо отозвался он, прислонившись спиной рядом к дереву.
— Все? – усмехнулась она, поправляя прическу.
— Ты не первая и не последняя. Люди, в основном женщины, приходят ко мне каждый день, чтоб отдать мне свою боль.
— А время? Ты можешь забрать время?
— Время – это и есть боль, и я забрал его у тебя. Разве ты не чувствуешь?
— Чувствую, – она прислушалась к своему организму, к тому, что у нее творилось между ног. – Зачем ты так поступаешь? Что делаешь со всей этой болью?
— Я оставляю ее себе, – он распахнул плащ и, взяв Елену за руку, приложил ее к своей уродливой груди.
— Но, – застонала женщина, не в силах такое вынести.
— Я был на войне. Меня призвали еще с девятью парнями с завода. Мы воевали в одной роте. Я научился убивать, не сразу, но когда дело пошло, я не мог уже остановиться. Враг тоже не был исусиком. Один за другим убили моих земляков, а меня самого контузило. Когда я очнулся в госпитале, то услышал голоса. Они позвали меня сюда. И вот я здесь.
— Так это голоса принуждают тебя нападать на одиноких женщин и насиловать их?
— Я не насилую, а исцеляю. Разве ты не испытала облегчение, когда я взял тебя пускай и силой? Ну! Только говори правду! – монстр разгорячился, а Елена подумала, что у него, наверное, красивые глаза. Он вздохнул и отвернулся. – Молчишь. Еще ни одна женщина, у которой я забрал ее боль, не сказала мне правду. И ты не скажешь. Потому что боишься. Не меня боишься, а себя, своих новых чувств, нахлынувших на тебя внезапно, захлестнувших с головой, взбудораживших твое сердце с такой силой, что теперь оно не успокоится никогда.
— Я пойду, я не могу этого больше слушать! – снова застонала Елена.
— Постой! – он удержал ее за руку своей рукой, похожей на лапу покорного хищника. – Твой камень. Он пытался прорваться сквозь желчную протоку и причинял тебе нестерпимую боль. Отныне этот камень мой. Он поселился во мне наравне с другими болями, которые я выменял у таких же, как ты, одиноких женщин – выменял на свое несчастное семя. Ваши боли – наказание мне за войну, за мои убийства, за всех погибших ребят, которых я не уберег, за ничтожество моей души, с которым уродство моего тела не идет ни в какое сравнение. Ух! А теперь иди. И больше не возвращайся.
Но Елена не послушалась монстра и еще не раз возвращалась в одичавший без листьев голый парк. Ноябрь ночными заморозками и дневными оттепелями отсчитывал последние свои часы. В черных ветвях заснувших деревьев воцарилось мрачное уныние, и даже большим чопорным воронам, выклевывавшим из земли семена будущей весны, было не по себе. А Елена назло своему одиночеству находила в пустом парке отраду. И не только она. Однажды она, казалось, навсегда распрощавшаяся со своей болью, застала возле знакомого гниющего пруда, чья вонь больше не вызывала у нее отвращения, двух женщин. Они были совершенно голыми. Охваченные ознобом, вызванным не то холодом, не то страстью, они терпеливо дожидались монстра. И он вышел к ним. Незнакомки в безумной пляске бросились кружить вокруг него, вдруг он, не снимая капюшона, распахнул полы плаща – и принял девиц по одной и двух разом. Елена, как завороженная, глядела, как они втроем занимаются любовью, и, увлеченная запретным зрелищем, невольно подалась вперед, шагнула из-за дерева, у которого еще недавно монстр любил ее так же пылко, как сейчас любит тех голых девиц. Елена опрометчиво покинула свою засаду, сухая ветка вдруг треснула под ее ногой – и выдала женщину. Что тут началось! Девицы кинулись с кулаками на Елену, расцарапали ей лицо, сбили с ног и, нещадно пиная, принялись за волосы таскать ее по земле.
— Прекратите! – внезапно раздался дикий, нечеловеческий рык. Женщины, принявшие новенькую за соперницу, тут же перестали ее мутузить, а Елена почувствовала, как от этого звериного рыка у нее содрогнулась душа, а кровь в жилах потекла вспять.
— Вы несильно ушиблись? – послышался над ней участливый голос. Монстр подал женщине руку и помог ей встать на ноги. – Это – Елена, – представил он ее вмиг присмиревшим девицам. – Она такая же сестра, как и вы. Вы поделились со мной своей болью, а она – своей. Прошу ее не обижать.
С последними словами монстра свет в глазах девиц потух, их похоть рассеялась в багряных лучах заходящего солнца – и день кончился. Еще один тусклый день без боли подошел к концу.
Больше месяца Елена не ходила в парк. Выздоровев, она поглупела и обабилась. Но что-то ей по-прежнему не давало покоя. Наконец она решилась. Сделала новую стрижку, надела лучшее платье, взяла из новогодних запасов бутылку шампанского и баночку икры – и пошла в парк. Было не холодно, градуса четыре ниже нуля. Мороз ласкал щеки и кончик носа розовым огнем, ноги утопали в мягком снежном ковролине: за день выпала уйма снега, и снегоуборочные машины не успевали его убирать. Парк был девственно бел и доступен. Войдя в него, Елена сразу же направилась к пруду. На другой стороне реки, омывавшей с одного края старый парк, а теперь спрятавшей свои воды под тонким льдом, щедро полыхали огни большого торгового центра. Но они были бессильны изменить ток желаний одинокой женщины.
В центре пруда, скованного сиреневым в вечерних сумерках льдом, стоял монстр. Он был наг, плащ валялся в двух шагах от его ног. Вид обнаженного монстра оказался столь безобразен, что Елена, как в день знакомства с ним, почувствовала к нему глубокое отвращение. К горлу подступила тошнота, в глазах помутилось, она хотела было уже повернуть и бежать из парка – как вдруг ее окликнули:
— Елена, иди к нам!
— Не валяй дурочку, подруга!
Она улыбнулась: это были те знакомые девицы, крестившие ее и принявшие в орден монстра. Кроме них, на пруду собралось еще с десяток таких же взбалмошных, отчаянных и одиноких женщин. Они окружили плотным кольцом голого монстра и, натыкаясь на его бесчисленные обрубки, культи, увечья, костыли и струпья, похожие на застывшую вулканическую лаву, страстно, пылко, до одури занимались с ним любовью. Елена была его тринадцатой жрицей. Она скинула с себя на фиолетовый снег драгоценное платье, теперь не стоившее ни гроша, и нагишом устремилась в любовный хоровод.
Она не успела. До монстра оставалось шагов десять-пятнадцать, когда за спиной Елены раздался оглушительный выстрел. Девицы стаей испуганных галок метнулись в разные стороны, монстр пошатнулся, как подрубленное дерево, и тяжело рухнул набок. Перед тем как он упал, зарывшись лицом в снег, Елена успела встретиться с ним взглядом. Она ахнула: его глаза – единственное, что уцелело в его облике, изувеченном войной.
— Это тебе, падла, за то, что наших баб портил, – произнес какой-то мужчина, пнув ногой уже бездыханное тело монстра. Незнакомец, не пряча пистолета, подозрительно вперился в Елену. Она стояла голой посреди замерзшего пруда и не чувствовала ни страха, ни холода.
— Небось, ничья, да? Одинокая, – процедил сквозь зубы незнакомец. Он поднял со снега плащ и кинул его женщине. – На вот, прикрой свой срам. И вали отсель, покуда я добрый.
Елена нехотя надела на себя плащ и вдруг ощутила, как вместе с теплом по ее телу разливается чужая судьба. Она подошла со спины к ничего не подозревавшему человеку и обняла его, чтобы забрать его боль.
Ноябрь-декабрь 2015 г.