*1*

В День Независимости, сговорившись заранее, Михаил, Мари, Дик, Тесла, Керуак и Юти отправились в центр города. Хотелось праздника вопреки всему. Веронику, самую младшенькую в семье, Михаил с Мари оставили на попечение сыновей, Семена и Тимофея. Сема, старший из мальчиков, поначалу рвался на улицу, где футбол и девчонки, он шумел, срывал злость на Веронике, дергая ее за косу, кричал: «Зачем ты нам такая?» Потом смирился с участью няня и обиженно затих. У двух других пар, Керуака с Юти и у Дика с Теслой, было по одному ребенку, по одной дочке. Девочек звали Мира и Ева. Евочка была совсем кроха и лучше всего выговаривала слово «дзэн». Чтобы она не скучала, Дик с Теслой привезли дочку домой к Керуаку и Юти, где она тут же принялась играть с Ми – так Ева называла Миру. Керуак попросил присмотреть за детьми своих соседей, которые давно разочаровались в праздниках, а в коллективную независимость не верили никогда. Соседи, старик и старуха, снежно-белые и похожие друг на друга, как два зимних одуванчика, были кроткими, безобидными созданьями. Не произнеся ни слова, они позволили девочкам перевернуть детскую вверх дном, а сами устроились рядом, в гостиной, перед большим настенным телевизором и вскоре уснули. Старики так и не узнали, как провела праздничный вечер компания закадычных друзей. Это стало тайной, потому что никто из родителей не вернулся из города засветло. При этом их дети не успели даже забить тревогу: какие-то люди, подъехав на двух автомобилях, выхватили их из домов и привезли в бар «Полонез».

Бар был пуст. Только пятеро детей и пятеро их похитителей, еще довольно молодых парней. Их вид был столь необычным и отталкивающим, что дети, не сговариваясь, старались на них не глазеть. Также не сговариваясь, дети опустили под стол руки и, крепко сжав друг другу пальцы, образовали круг. Похитители делали вид, что не замечают этого. Заправлял ими долговязый лохматый рыжий парень с бородкой клинышком. Он приказал детям заткнуться, усадил их вокруг стола и с грохотом опустил в его центре громадный шестизарядный револьвер. Дети больше в недоумении, чем в страхе, уставились на стального монстра. Выждав паузу, так же ни слова не говоря, рыжий взял в правую руку револьвер, большим пальцем отвел защелку, расположенную сбоку на корпусе, – и в тот же миг барабан откинулся влево. В каморах зловещими желтыми глазками, под цвет шевелюре главаря, поблескивали капсюли шести патронов. Парень вынул пять патронов, кинул их на стол, отчего они разлетелись в стороны, как жуки, вернул барабан на место и, положив револьвер на ладонь, несколько раз крутанул об нее барабан. Наконец рыжий заговорил.

— Меня зовут Фред. А моих друзей… Впрочем вам это ни к чему, – он обращался к детям, как к взрослым, без жалости и сюсюканий, наоборот, с какой-то странной ноткой почтения и обреченности, которая рождается обычно в тех случаях, когда сходятся между собой люди откровенно неравные и это неравенство для одних остается почти незамеченным, а перед другими предстает в виде бездонной пропасти, повергая их в крайнюю степень уныния и досады. Заглянув в ствол револьвера, рыжий главарь сообщил: – Вы ошибаетесь, если думаете, что мы хотим вас убить. Да, хм. Вы сами сделаете за нас это мокрое дело.

— Вы также ошибаетесь, если думаете, что мы вас похитили, ха-ха-ха! – засмеялся один из сообщников Фреда, тот, у которого вместо выбитого глаза желтела спелая алыча. Остальные парни тоже заметно оживились, видно, ожидая от своего приятеля какой-то неслыханной выходки. Воодушевленный вниманием желтоглазый произнес заговорщическим голосом: – По правде говоря, мы похитили не вас, а…

— Алыча, об этом я скажу сам! – вдруг резко оборвал его Фред. Все тут же притихли, а Алыча с виноватым видом потер желтый глаз, который словно в насмешку над ним начал издавать аромат медового лета. Парень чувствовал себя так, будто едва не выдал военную тайну. Но Фред уже забыл про Алычу. Потеребив бородку, он сказал:

— Дети, кто из вас любит своих маму и папу? Поднимите руку.

— Я, – нетвердо ответил Сема.

— Где твои руки?! – вдруг рявкнул рыжий. Наставив на мальчика револьвер, он перевел его на Тиму, потом по очереди на каждую из девочек и наконец отрывисто приказал: – Немедленно покажите свои руки! Так, теперь положите их перед собой! – когда дети, разорвав невидимый круг, исполнили его приказ, он по второму разу опустил посреди стола револьвер и уже спокойно спросил: – Кто еще любит маму и папу?

— Я, – тихо отозвался Тима.

— Я осень люблю мамочку и папочку! – звонко заверила Мира.

— Я тозе осень, – охотно вторила ей Ева.

И только Вероника ничего не сказала, потому что была еще очень маленькой и не умела говорить так много слов: «я люблю тебя, мамочка». Но Фред как будто не видел, какого возраста малышка.

— А ты почему молчишь? Неужто не любишь мамку с папкой?

— Фред, давай я ее стукну, и она мигом заговорит, – предложил здоровенный мрачный тип; из его левого рукава торчала стальная труба, к концу которой был приварен увесистый кусок железа. При этих словах громилы Сема заметно побледнел и с силой сжал кулаки. Словно уловив его настроение, Фред сказал: – Кувалда, это ребенок, а не гвоздь. Девочка с перламутровой аурой. Признаюсь, я такую встречаю впервые.

— Так что, мы будем торчать здесь всю ночь? – недовольно проворчал четвертый парень, у которого вместо уха светилась голубая медуза. Парня так и звали – Медуза.

— Да, мы можем проторчать здесь всю ночь. А может, – всю жизнь, – заметил Фред. – От этой девочки, я чувствую, зависит исход нашего мероприятия.

— Фред, ты фаталист, а она – всего лишь маленькая девочка, – возразил последний, пятый, член команды похитителей. В его облике не было ничего необычного, кроме красных, казалось, вечно воспаленных глаз и опасного имени Зарево.

— Ты ни черта не смыслишь в детях! – фыркнул рыжий. – Две тысячи с лишним лет назад одна девочка, чуть подрастя, родила Бога, который до сих пор терпит твое невежество.

И тут Вероника сказала:

— Ма.

Всего-навсего – ма, но этого оказалось достаточным, чтоб Фред встрепенулся. Он наклонился над столом и изо всей силы крутанул револьвер, отчего он несколько раз повернулся вокруг своей оси и замер, уставившись холодным дулом в Веронику.

— Черт, опять она! – блеснул свирепым желтым глазом Алыча.

— Фред, ты это нарочно, да? – загудел Кувалда.

— Заткнитесь! Все заткнитесь! – прикрикнул на своих сообщников их главарь. Он приблизился к детям, встал за спиной Вероники и продолжил: – Если кто-то из вас снова подумал, что мы вас похитили и теперь станем требовать выкуп от ваших папок и мамок, то вот, что я вам скажу: это полная чушь! Мы не из тех, кто крадет детей, а потом требует за них деньги. Нет, мы не такие ребята… Чтоб вы знали, дети, мы выкрали вас совсем с другой целью.

— Ага, можете даже не сомневаться, – со зловещей улыбкой, в которой почти не осталось зубов, поддакнул Медуза. Фред поднял руку. – Дети, мы не вас похитили, а ваших родителей. Мы привезли вас сюда, чтоб сказать вам об этом.

— Вы похитили наших маму и папу? – не веря своим ушам, спросил Сема.

— Да. Мы спрятали ваших мамок и папок в потаенном месте. Если вы хотите, чтоб мы освободили их, вы должны заплатить нам выкуп.

— Я согласен, – вскинув голову, горячо прошептал Тима.

— Что? Что ты сказал? Ха-ха-ха! – захохотал Медуза.

— Этот малый, кажется, сказал «согласен»! – тоже прыснул со смеху Зарево.

— Заткнитесь вы оба! – рыкнул на них Фред. Он положил руку на плечо Тиму. – Это хорошо, что ты так любишь своих родителей, что ради них согласен даже на то, о чем не имеешь ни малейшего представления, – рыжий обвел взглядом детей, которые в этот момент были похожи на кого угодно, но только не на детей – маленьких и беззаботных. – В револьвере один патрон, остальные вот они, перед вами. Вам предстоит либо умереть, либо спасти своих родителей.

— Я не стану играть в русскую рулетку, – твердо заявил Сема.

— Что? Ты знаешь, как называется эта штука? – искренне опешил Фред, лаская взглядом револьвер. – Похвально… Только это не русская рулетка, а мечтариум. Да, мечтариум. Никто не желает спросить меня, что это такое?

— Фред, кончай тянуть кота за хвост, – не выдержав, прогудел Кувалда. – Пусть начинают.

— Хорошо, я скажу вам, что такое мечтариум, – пропустив мимо ушей слова сообщника, произнес рыжий. – Это что-то вроде игры «Что? Где? Когда?» Только вместо лошадки здесь будет вращаться мой револьвер: на кого он покажет, тот и будет рассказывать.

— Что рассказывать, дядечка? – дрожащим голосом спросил Тима.

— Как что? Свои мечты. Ведь наша игра называется мечтариум. Каждый из вас по очереди поведает мне о своей мечте. Но это не значит, что я готов слушать всякий бред, который только взбредет вам в голову. Мечта мечте рознь. Да, хм. Тот, кто расскажет о самой невиданной и запредельной мечте, спасется сам и спасет своих родителей.

— Я не умею мечтать, – понурив голову, признался Тима.

— А почему все время трещат пацаны, а девчонки словно в рот воды набрали! – рассвирепел Кувалда. Он наклонился к Мире, горячо задышал ей в лицо, отчего девочка машинально отдернула голову. – Вот ты, к примеру, почему молчишь?

— Потому со вы, дядеска, злой. А мама меня усила со злыми дядями не лазговаливать, – отвернувшись, сказала Мира.

— Слыхал, Кувалда? – насмешливо фыркнул Фред. – А теперь отойди от нее.

Он обошел вокруг стола, вернулся к Тиме и положил ему руку на другое плечо.

— Если у тебя, дружок, или еще у кого-то мечта проста, незатейлива и бесхитростна, то ты сильно не расстраивайся по этому поводу. Мы и таким скучным детям, как ты, дадим шанс спастись, а заодно спасти и ваших папок с мамками. На этот случай мы предусмотрели револьвер. Если я и мои друзья сочтем мечту одного из вас, а может, и всех, полной ерундой, лишенной фантазии и новизны, вы всегда можете исправить ситуацию при помощи револьвера.

Не успел рыжий договорить, как маленькая Ева вдруг коснулась пальчиками револьвера, направленного на Веронику, и четко проговорила: «Дзэн».

— Фред, какой прок от мертвого пацаненка или девчонки? – зыркнул на главаря красными очами Зарево. – Сдается мне, не больше, чем от сырых дров.

— А кто сказал, что эти дети должны умереть? – воскликнул вспыльчиво рыжий. – Как раз наоборот, я даю им шанс выжить. Мечта остаться живым, спастись в ситуации, из которой, казалось бы, нету выхода – это самая сильная, живучая мечта. Вот ты, Семен, – Фред вперился взглядом в Сему, – ради собственного спасения и спасения своих близких готов ли рискнуть спустить курок револьвера, который будет приставлен к твоему лбу?

— Так все-таки русская рулетка, – поморщился, как от зубной боли, мальчик.

— Нет! Я же сказал – мечтариум! Рулеткой правит случай, безрассудный и слепой, а мечтариумом – ваши мечты, которых нет на свете ничего благородней… Ну, кто начнет?

— Велоника! – вдруг пискнула Мира, испуганно уставившись на малышку: никто не заметил, как Вероника засунула пальчик, словно в свой маленький розовый носик, в ствол револьвера, да и застыла в такой позе. Зрелище было столь неожиданным, а кроха выглядела столь непосредственной и неуязвимой, что похитители невольно заулыбались.

— У нее мечты, небось, про одну мамину сиську, – хохотнул Кувалда.

— Вероника маленькая, а револьвер большой, – вздохнул Тима.

— Что ты хочешь этим сказать? – насупился Фред. – Что она его не поднимет?

— Да, – ответил за младшего брата Сема. – Вероника совсем маленькая.

— Тогда выстрелишь ты, – внезапно приказал рыжий.

— Я?! – коротко вскрикнул Сема и тут же сдавленно прошептал: – Я не буду стрелять.

— Не будешь?! Еще как будешь! – Фред выхватил из-за пояса пистолет и нацелил Семе в голову. – Учти, эта пушка заряжена под завязку. Когда я спущу курок, она снесет тебе башку, дурачок. Стреляй!

Вдруг Тима схватил двумя руками револьвер и, зажмурив глаза, выстрелил во Фреда. Раздался сухой щелчок вхолостую ударившего бойка.

— Ах вы, сукины дети! – возопил Алыча, набрасываясь на мальчишек. Его желтый глаз почернел от ярости, запахло гнилью. Тима, весь дрожа выронил револьвер, на стол. «Стреляй!» – орал рядом Зарево, Кувалда, выкрикивая проклятия, обрушил трубу на соседний стол, молчал только Медуза, к чему-то пристально прислушиваясь.

— Я сам, – сказал вдруг Фред и прицелился из револьвера в маленькую Веронику.

— Не-ет!! – закричал Сема. Он метнулся к сестре, закрывая ее своим телом. В этот момент Фред нажал курок…

*2*

Солнце нагревало макушки, щедро посыпанные золотым песком, а морской ветерок ласково ерошил волосы на пяти мальчишеских головках. Одна из них была рыженькой, другая черненькой, а еще три светленькие, точно песок на пляже. Мальчишки лежали почти у самой воды и глазели кто на небо, а кто на море. Море было лазурным, как самая несбыточная детская мечта. На горизонте, выпрыгивая из воды, играли дельфины, а на берегу загорали пятеро мальчишек.

— Фреди, что-то я никак не пойму, револьвер выстрелил или дал осечку? – пересыпая песок из одной руки в другую, спросил Кувалда, парнишка с темными, как его прошлое, волосами.

— Какая разница? – лениво ответил рыжий мальчик. Он сидел, поджав под себя ноги по-турецки, и смотрел на море. – Мы – здесь. О чем еще можно мечтать.

— Неужели они мечтали в такую минуту, когда их жизнь висела на волоске? – не унимался Кувалда.

Фреди лег на спину и, подложив руку под голову, уставился в небо. Вверху плыли облака. У каждого облака была своя форма и характер. Одно было похоже на гору, другое – на торт, третье – на велосипед, четвертое – на гигантскую ромашку, пятое – на чье-то доброе лицо, шестое – на крыло птицы или ангела, седьмое – на ушастого зайца, восьмое – на автомобиль… Невероятной красоты причудливые небесные созданья проплывали по небу, едва касаясь изумленных взглядов мальчишек.

— Эти облака – мечты детей, которые мы у них украли. Человек не может не мечтать. Он мечтает даже тогда, когда ему грозит смерть. Это неправда, что в минуту смертельной опасности и наивысшего волнения он прежде всего потеет и хочет помочиться. Оказавшись лицом к лицу со смертью, люди бросаются мечтать – жадно, сочно, безудержно. А дети… Благодаря их мечтам мы здесь. Мы в раю.

Провожая взглядом проплывавшие по небу облака, Алыча недоверчиво заметил:

— Мечты как мечты. Ничего особенного. Я бы и не такое мог намечтать…

Последние его слова заглушил дружный взрыв хохота. Смеялись все, даже Фреди. Потом так же разом замолчали и загрустили. Алыча шмыгнул носом и отвернулся. В светло-карих глазах Зарева блеснули слезы. Кувалда с тихой яростью принялся вновь пересыпать из руки в руку песок, а Медуза обмер, как истукан, прижав к уху большую рыжую ракушку. Все прекрасно знали, что никому из них не дано было мечтать. Поэтому они наслаждались тем, что им намечтали дети. Мальчишки купались в море, катались на летающем Бэтмене и двойном Банане, воевали с медузами, кроме Медузы, который быстро нашел к ним подход; они строили замки из песка и ловили крабов, ели креветок, пирожки с персиком и трубочки со сгущенкой, плавали на катере и по очереди летали на парашюте, запускали змей в виде самолетика и играли в пляжный волейбол… С виду они были обыкновенными мальчишками, чудом оказавшимися в раю. Они знали, что ворованное счастье ненадолго, потому что с чужой мечтой нельзя жить вечно… Они хорошо отдохнули и загорели. Их стройные тела, став мальчишескими в раю, потемнели и покрылись морской медью. Не загорели у них только крохотные, размером с двадцати пяти копеечную монету, пятнышки, стыдливо алевшие над их попами, в тех местах, где у обычных мальчишек должны быть копчики.

*3*

В этом году День Независимости выдался сонным, бедным, но зато мирным. Салют получился жидким, его шкворчащие цветы и узоры, лишенные фантазии и куража, не трогали душу: они были похожи на искусственные букеты, которые продают на рынке накануне дня памяти предков. Но Керуака, Юти, Михаила, Мари, Дика и Теслу этим было не удивить, и тем более ничто не могло испортить их настроения. Вечер был мягок и наполнен давно позабытыми звуками, чудом донесшимися из далекого детства. Друзья бродили по городу, зашли в магазин и купили бутылку шампанского и коньяка. Спустились в городской парк, выбрали лавочку и под покровом густеющих сумерек пили свою безрассудную радость. Простившись друг с дружкой, они направились каждый к себе домой. Кроме Дика и Теслы: они поехали к Керуаку и Юти забирать свою дочь. От алкоголя и веселья не осталось и следа. В домах было тихо, будто праздник обошел их стороной, не коснулся шумным крылом. Внутри спала каждая вещь, каждая складка и тень, и дети тоже спали. В домах царили тишь и покой, которые, казалось, неспособны были поколебать ни одно горе и беда. В кроватках мирно посапывали дети: Сема, Тима, Вероника, Мира и Ева – малышке старики-няни постелили на диване в гостиной. Детям снились сны, в которых сбываются все их мечты. А под кроватками, похожие на хлысты, лежали хвосты. Такие дивные вещи: пять забытых, никому не нужных хвостов.

 

Август, ноябрь 2015 г.