(Из сборника «Комната на Петрозаводской. Год 95-й»)
Все пятнадцать лет он зовет ее Барбарой, хотя она никакая не Стрейзнд, никакая ни «Женщина в любви», у нее есть свое, настоящее, заунывное имя. В доме Барбары целый день обреченно опущены шторы, тщедушен свет ночной лампы. Почти на ощупь Барбара перебирает конверты его любимых пластинок. Она знает, о чем поет его душа, а он?.. Берет наугад. Конверт пуст. Вынимает еще. И второй такой же бесплодный, и третий, и следующий… От музыки одна оболочка, пестрая лощеная скорлупа. Но Барбаре не страшно, ей это не в новинку, она сама пуста, как эти его конверты. Руки нащупывают что-то плотное под цветною картонкой. Может быть, это единственный уцелевший в ее доме его диск: «Дым над водой». Барбара знает его музыку — пятнадцать лет все-таки вместе,- Барбара помнит, как он ее напевал — куда денешься от этого в малогабаритной квартирке?- Барбара — о, господи, когда же это кончится!- не может ее позабыть. Барбара вынимает пластинку, закрывает ею лицо, осторожно, словно боясь привлечь к себе чье-то внимание, подходит к зашторенному окну. Смотрит, прищурившись, в отверстие в виниловом круге сквозь золотистую щель между шторами. В те минуты, когда Барбара бывала счастлива, она любила подвести его к распахнутому окну, одетая во что-нибудь легкое и почти символическое, зато с ним, обладающая сильной и дорогой ей реальностью, сконцентрированной в емком понятии муж. Ей кажется сейчас, что тогда она смотрела на солнце, не прищуривая глаз… Теперь Барбара отгорожена шторами, временем, за которое обрела одиночество, чем-то темным и глухим до самого подбородка, виниловым «Дымом над водой». Подле колченогой настольной лампы стынет кофе и тлеет жалкая сигарета. Дым над водой. Барбара перебирает свой гардероб. Она не сможет надеть ни одной нежной вещи: все они принадлежат той, прежней, счастливой женщине, но не ей. Барбара меряет белые джинсы дочери, тесновато, в обтяжку, но в целом ничего. Будут видны трусики, какая разница, пустяк, дальше них все равно не разглядишь: она пуста, утратив свою пятнадцатилетнюю реальность…
Выйдя из метро, Барбара покупает «белого медведя» из холодильника. И опять ложь. Пиво теплое. Впрочем, какая разница, она не любит пиво, для Барбары оно чистый символ, чтобы не идти одной по Арбату, чтобы холодные руки были чем-то заняты. Пускай даже и теплым пивом. На Барбару обращают внимание молодые мужчины, на ее сердце — знак «мерседеса»- к белым джинсам дочери Барбара надела белую сыновью футболку.
Рубрика: Мініатюри
Вечер шестого дня допросов свидетелей. Гостиная в старом, заброшенном особняке. В центре комнаты стол с двумя стульями, на столе графин с прозрачной жидкостью, стакан и несколько предметов: зимняя удочка, флеш-память, карманное зеркальце и баллончик с лаком для волос. Лицом к прихожей (к двери справа) за столом сидит Лукин – шеф Отдела расследований, мужчина 55-60 лет. Из прихожей в гостиную входит Тесленко, худощавый, жилистый, простоватого вида мужчина за пятьдесят. Не доходя шаг до стола, останавливается с нерешительным видом, осматривается.
Лукин (усталым голосом). Не стойте, садитесь. Да смелее! Мне нужно принять еще кучу народу!
Тесленко осторожно присаживается на край стула.
Номер квартиры?
Тесленко. В восьмой мы живем. Читати далі Шесть допросов с пристрастием миниатюра Павел Парфин
Вы помните улыбку героя Роберта Де Ниро в финале фильма «Однажды в Америке»? У него еще была прикольная кличка «Лапша». Под парусом опиумной нирваны он уплывал в даль счастливого забытья…
Когда нас здесь, казалось, уже ничего не держит, выводит из себя любая мелочь и бесит даже безобидная фраза, когда не прет ни от работы, ни от безработы, когда тошнит от пошлости, кича и попсы, когда набил оскомину высокий стиль и маргинальные выкрутасы, когда воротит от одной только физиономии президента и его нудной, притянутой за уши высокопарщины, когда уже никак и нигде от бульдозерной наглости и безнаказанности новоявленных сильных мира сего, когда не радуют друзья и самому давно не хочется никого радовать, когда тоскливо и одиноко наедине с собой – тогда хочется, черт подери, сделать что-нибудь эдакое, выкинуть финт, нарваться на неожиданную, нежданную встречу, испытать сильный, невероятно сильный прилив чувств, влюбиться, наконец, – и улыбнуться той же счастливой, блаженной, отстраненной, вечной улыбкой, какая мелькнула на губах Де Ниро-Лапши. Читати далі Теперь она моя миниатюра Павел Парфин
…Ме-е, снисхождение.
Как часто людям приходится страдать. Как часто они идут не по тем путям. Как часто, избрав верный путь, они тратят жизнь на пустые звуки и пустые дела.
А я жажду испытать эйфорию снисхождения – и я испытаю ее!
Поглядите на меня: я больше не милашка-ягненок – кроткое немое создание.
Небо нисходит ко мне, я нисхожу к земле. Но я не посредник, не переходник – я главный. Читати далі Танец ягненка-дервиша миниатюра Павел Парфин
Меня зовут Федор Михайлов, мне 47. В первой половине 80-х я учился в Москве в Московском автомеханическом институте. Смайлы «МАЛЬЧИК-БАНАНАН», «СОФФКИ». Это было странное время, когда мало кто думал о будущем и дорожил настоящим. Со студенческими друзьями я плыл по течению, и однажды река времени вынесла меня к берегу, который назывался «защита диплома». Смайл «СИРЕНЕВЫЙ ТУМАН». Итак, летом 1985 г. я окончил МАМИ и в этом же году по распределению вуза переехал жить в Украину, город Сумы – областной центр на северо-востоке тогда еще советской республики. Я уехал, не успев попрощаться с приятелями-одногруппниками, даже с Игорем Прохиным, моим закадычным дружком. Смайл «ДРУЖБА».
Жизнь в Сумах довольно быстро мне «отформатировала мозги» и заставила жить по новым, взрослым законам: я женился, устроился на работу инженером, родились дети – сын и дочь, почти погодки… Семейная жизнь, вдобавок в незнакомом городе, работа и быт вскоре вытеснили из памяти воспоминания о бесшабашной молодости и студенческих друзьях. Я словно заново начинал жить – растил детей и рос сам как специалист, осваивался в чужом городе, заводил новых друзей и забывал старых… Смайлы «ВСЕ ПУТЕМ», «СЕМЕЙНЫЙ МУЖИК», «СКУЧНЫЙ СЛОН». Читати далі Смайлики миниатюра Павел Парфин
